Часть 10
2 0 0 1
1.
Вагонные колеса монотонно громыхали на рельсовых стыках. Колея, тронутая ржавчиной, убегала к горизонту...
По обеим сторонам пути лежала кажущаяся бесконечной слегка всхолмленная равнина - чередование полей, лугов и тронутых осенней желтизной и багрянцем перелесков и рощ под плывущими высоко в небе облаками. Петляющие по лугам линии кустов и невысоких деревьев отмечали русла речушек с неведомыми именами и вовсе безымянных ручьев.
Полевые дороги, уводящие к далеким россыпям крыш, окруженных садами. Сизые полосы лесов на горизонте...
С детства знакомый, незамысловатый, но любимый пейзаж. Обыкновенная, но никогда не приедающаяся картина, которой можно любоваться вечно. Мир и покой...
Нет, сегодня в этой картине не было мира и покоя. Потому что ржавчиной были тронуты рельсы. Потому что лишь обрывки проводов свисали с проплывающих мимо контактных опор и телеграфных столбов. Потому что на переездах были сломаны шлагбаумы, а в будках стекла выбиты вместе с оконными рамами, как и двери. Потому что дороги, пересекавшие колею, зарастали травой, а поля вдоль пути - бурьяном, и вымершими казались села, мимо которых двигался поезд.
И сам этот поезд вовсе не был обычным товарным или пассажирским составом - по ржавеющим рельсам шел на восток бронепоезд, в середине которого дымили два старых паровоза. С тяжелым пыхтением они гоняли взад-вперед свои отполированные дышла, движение которых шатуны передавали на большие красные колеса...
Паровозы, как и все вагоны бронепоезда - до недавнего времени обыкновенные, мирные товарные и пассажирские вагоны - были обшиты листами стальной брони с прорезями амбразур, а листы прикрывала навешенная на кронштейны металлическая сетка - защита от кумулятивных гранат реактивных гранатометов. На включенных в состав открытых платформах виднелись пушки, боевые машины пехоты и танки...
Инженер Каспар в армейской каске и бронежилете сидел в кресле наводчика спаренной скорострельной зенитной пушки, установленной на головной бронеплощадке. Прежде это была обыкновенная грузовая платформа, которую теперь обшили листами стали, прорезав в них бойницы, а за листами были уложены мешки с песком, которые служили дополнительной защитой и брустверами для стрелков. Пушка, установленная на лафете для кругового обстрела, тоже имела защиту из брони и сетки. Стволы ее ходили поверх бортовой брони площадки...
Кроме пушки по углам платформы на брустверах стояли четыре ручных пулемета. На мешках между передними пулеметами лежал, положив голову на скрещенные передние лапы, небольшой пегий пес - мохнатый гибрид лайки со спаниелем - и смотрел куда-то в бесконечность ужасно мудрыми глазами.
- Что, Полкан? - сказал один из пулеметчиков, проведя рукой по густому черно-серому меху пса. - О чем задумался?
Пес в ответ только молча вздохнул и вопросительно посмотрел пулеметчику в глаза.
- Нет у меня сахару, - грустно усмехнулся в ответ пулеметчик.
Пес снова вздохнул, спрыгнул с мешков на пол площадки, подошел к пушке и в два прыжка очень ловко на нее взобрался, оказавшись на коленях у Каспара, и проникновенно заглянул в глаза Инженеру.
- Не полканствуй, - вздохнул Каспар. - Нет сахару, дружище. Гавкнулся сахар - со всем остальным вместе...
Пес вздохнул и свернулся калачиком у него на коленях. Инженер запустил руку в пегий мех и почесал за песьим ухом. Полкан в блаженстве закрыл глаза.
- Хорошо тебе, приятель, - печально подумал Каспар, глядя на пса. - Уж ты-то во всем этом не виноват. Ни сном, ни духом, как говорится... А вот мне - как? Нам всем? Это ведь наша забота была, мы присягу давали - и вот... Чем нам оправдаться? Что не предали и не сдались? Но ведь этого мало. Мало! Надо было победить. А мы не смогли... Чего нам не хватило? Времени? Да. А еще больше, наверное - ума. Если сам все, вроде бы, видишь и понимаешь, а другим вокруг себя объяснить не можешь, - стало быть, ума не хватает. Что значит - они слушать не хотели? Значит, не умел говорит так, чтобы слушали...
И... как там говорил тот инженер с Марса, когда их восстание, как и наше, потерпело поражение? "Мы упустили время. И надо было очень сильно и властно любить жизнь". Быть может, и этого нам не хватило. Слишком много рассудочности, слишком мало страсти...
Под колесами прогремел короткий мост через очередную речушку. Каспар медленным внимательным взглядом обвел горизонт. Все чисто...
Так как же все рухнуло? Он перебирал в памяти события последних двух лет...
2.
Создать Орден не удалось. Собственно, за это не успели даже взяться. Потому что противник нанес упреждающий удар.
В последний день уходящего года Инженер включил телевизор, чтобы посмотреть выпуск новостей. Собственно, из выпусков теленовостей в Гросланде давно уже мало что можно было узнать - для начала там со всех сторон обсасывали какой-нибудь очередной скандал или катастрофу, а потом почти без паузы переходили к спортивным событиям. Однако Каспар все равно включал телевизор, потому что иногда сквозь всю эту пустопорожнюю муть все же просачивалась кое-какая Информация, и, кроме того, можно было догадываться, какую очередную подлость готовит "власть" - по тому, на какую тему вдруг начинались стенания по всем каналам сразу.
Однако на сей раз, вместо диктора с наклеенной дежурной улыбкой, на экране появилась одутловатая физиономия герцога Гросландского. Инженер поморщился - это лицо всегда вызывало у него желание запустить в экран чем-нибудь тяжелым - и хотел, было, выключить телевизор, решив, что сейчас герцог "обратиться к народу" с напыщенным и лживым "новогодним посланием", но что-то его удержало. Наверное, то, что для "обращения", которое обычно звучало за пять минут до полуночи, было еще рановато. Кроме того, на отечном лице герцога было какое-то странное выражение. Вот он открыл рот и...
То, что он произнес, заставило Каспара разразиться самой страшной бранью, на какую он только был способен. Потому что герцог Гросландский поведал своим подданным, что, будучи на склоне лет утомлен "трудами на благо Отечества", он решил добровольно уйти в отставку, передав бразды правления молодому преемнику в лице ныне действующего премьер-министра. В заключение он вздохнул и с недовольным видом попросил у людей прощения - "за то, что не смог сделать всего, что обещал".
Казалось бы, надо было радоваться, что человек, которого презирают и ненавидят все честные люди в Гросланде, наконец-то не будет стоять у власти, однако слова "мерзавец", "мразь" и "подонок" были самым мягким из того, чем Инженер прокомментировал прощальную речь герцога. Игра была примитивна, как колун, но оттого не менее действенна. Вся она описывалась классическим анекдотом, где человеку, который жаловался, что в доме его просто невозможно жить из-за тесноты, посоветовали сначала затащить в дом еще и козла, а через неделю выставить его за дверь. И человек, выставив за дверь козла, которого сам же затащил в дом, восклицал: "Как стало хорошо!"
Особую ярость Каспара вызвали извинения герцога. За что попросил прощения этот величайший за всю историю Гросланда преступник? За разрушение великой страны, созданной величайшими трудами и жертвами десятков поколений, сотен миллионов людей? За невиданное разворовывание его приближенными богатства страны, созданного людскими трудами? За гибель миллиона людей в войнах, вспыхнувших из-за расчленения страны? За миллионы тех, кто погиб в результате герцогских "великих преобразований страны" - из-за того, что лишились средств к существованию? Нет! Он всего лишь извинился за то, что не сбылась обещанная им всем гражданам "халява", процветание без трудов!
Да, неплохо придумано, ваша "светлость"! В преддверии неумолимо надвигающейся на Гросланд катастрофы - неизбежного итога всех герцогских "великих преобразований" - удрать с поста, подставив вместо себя другого. Однажды здесь это уже проходили - когда любимый премьер-министр герцога довел финансы страны до полного разорения, его увели в тень, сменив на посту каким-то мало кому известным юнцом, которому и пришлось отвечать за банкротство государства. А главный виновник благополучно пребывает на посту посла в Минланде, числясь при этом, кстати, богатейшим человеком в Гросланде!
Самое печальное, что трюк и на этот раз сработает - слишком много тех, кто до того обрадуется уходу ненавистного герцога, что все остальное покажется им второстепенным. Как в том анекдоте, когда наконец-то убрали козла.
Тем более что и преемника себе герцог подобрал со знанием дела и людской психологии. Когда в конце лета он назначил его новым премьером - на смену предыдущему, который умудрился "проспать" давно ожидавшееся вторжение из Игеры в Даган - многие лишь пожали плечами в недоумении: почему, собственно, именно этот ничем не приметный человечек? Скорее всего, просто по принципу личной преданности герцогу. Что, герцог объявил его своим будущим преемником? Так не его первого, и где теперь все предыдущие "кронпринцы"?
Но все оказалось сложнее. Новый премьер, занявший это кресло в разгар вторжения игерцев в Даган, тут же заявил, что враги Гросланда будут преследоваться повсюду, и уничтожаться, где бы их ни застали, "вплоть до общественных туалетов". И это понравилось многим, ведь давно уже было ясно, что мягкотелость и расслабленность - лучший подарок для тех, кто поднимает вооруженные мятежи тут и там, ведя дело к расчленению Гросланда и новым войнам. Нашлось немало тех, кому показалось, что во главе государства наконец-то оказался человек, который сможет спасти страну от того хаоса, в который она погружалась "трудами" старого герцога. Ведь во времена Королевства новый премьер был полковником СБГ - Службы Безопасности Государства, которая в те годы пользовалась в народе большим уважением. Так что некоторым даже показалось, что возвращаются былые, добрые времена, что настанет, наконец, покой...
Но вместо покоя прогремели страшные взрывы в столице Гросланда - на воздух взлетели два жилых дома, похоронив под руинами триста душ. Виновными тут же были объявлены "игерские террористы" и гросландские войска двинулись в Игеру. Началась вторая игерская война. Несогласных с этим практически не было - одни и так понимали, что игерская язва может погубить весь Гросланд, а другим нечего было сказать после взрыва домов в столице.
Были, правда, и те, кто подозревал, что взрывы - дело совсем других рук, черное дело, совершенное для оправдания новой войны, но прямых тому доказательств у них не было...
В самый разгар этой войны герцог Гросландский и осчастливил граждан своим уходом.
Преемник же его начал свое правление с того, что издал указ, гласящий, что отставной герцог по гроб жизни будет пользоваться такими привилегиями, какими обладает даже не всякий правящий король, и, что самое важное, он "не может преследоваться по суду за преступления, совершенные им во время нахождения у власти"!
Это было неслыханно. Указ фактически гласил, что старый герцог - преступник, но ни одно его преступление наказано быть не может! Ничего подобного не было во всей истории человечества. Поклонникам "решительного премьера" осталось только вздохнуть и сказать, что у того, должно быть, не было иного выхода - иначе старый герцог не уступил бы ему власть. Те, кто поумнее, в ответ задавали вопрос: а ДЛЯ ЧЕГО, в таком случае, он ему эту власть уступил? Но от них отмахивались - слишком многим хотелось верить, что десятилетний ужас правления старого герцога навсегда ушел в прошлое.
В стане оппозиции власти смена правителя произвела разрушительное воздействие. Слишком многих людей объединяла лишь ненависть к самой фигуре старого герцога. Преемник же, даже чисто внешне, выглядел полной противоположностью предшественнику, и, поскольку прежде всегда держался в тени и никакими особо громкими черными делами прославиться, в отличие от многих других, не успел, то и столь мощного чувства, как ненависть, в людях не пробуждал. Те, кто не доверял ему, делали это умом, а не сердцем. Тем же, кто всегда предпочитал не думать, а уповать, объяснить что-либо было очень трудно - им слишком хотелось верить, что кошмар наконец-то заканчивается.
В общем, те, кто ненавидел старого герцога и все его дела, раскололись на тех, кто понял, что происходит, и тех, кто решил уповать.
Это значительно облегчило задачу молодого герцога, который собрался узаконить свое вступление в должность "свободными выборами". Соперником его должен был выступить Зигзуг, Лидер Оппозиции, сделавший эту должность своей профессией лет десять назад. Фигура этого Лидера, надо сказать, вызывала у людей не меньше разногласий, чем молодой герцог. Одни искренне веровали, что человек этот действительно стремится возглавить страну, чтобы спасти ее от надвигающейся катастрофы. Другие же, в том числе Каспар и его товарищи, имели веские основания полагать, что Лидер этот назначен той самой властью, с которой он якобы борется - для того, чтобы замыкать на себя надежды тех, кто действительно хочет перемен, и спускать в песок всю энергию их протеста. Чего стоила одна фраза Зигзуга, что "наша страна исчерпала лимит на революции"!
Во всяком случае, исследование деятельности Лидера, проведенное Аналитиком и его людьми, показало, что во все критические для герцогской власти моменты Зигзуг поступал именно так, как было нужно людям герцога. Непримиримость же он проявлял лишь тогда, когда это ничем не грозило власти герцога Гросландского.
Нет, Каспар, Вальтер и Эдвин, защищавшие Белый Замок, никогда не забудут, что в тот момент, когда нужнее всего было вывести на улицы море людей, потому что даже танки тогда не решились бы бросить против сотен тысяч людей в колоннах - именно в этот момент Зигзуга вдруг выпустили на телевизионный экран и он призвал всех остаться дома. И сотни защитников Белого Замка заплатили жизнями за это предательство, потому что их оказалось слишком мало.
И вот этот Лидер снова шел на выборы...
3.
Все выборы и референдумы в Гросланде в последние десять лет проходили так, что при желании герцогом Гросландским можно было бы поставить и мохнатого Полкана. И надо сказать, что это был бы не самый худший выбор - Полкан просто не смог бы нанести такого вреда стране, как ее нынешние правители. Видимо, поэтому Полкана и не выдвигали в кандидаты.
- Что, Полкан, хотел бы ты быть герцогом Гросландским? - спросил Каспар пса, потрепав его по загривку.
Полкан в ответ только фыркнул.
- В том-то, брат, и дело... - вздохнул Инженер. - Вечно одно и то же: у хороших людей всегда есть то, что называется Свое Дело, им в нем хорошо и власть им без надобности. А вот всякая мразь к власти так и лезет. Но вся их программа выражается в одном пункте: "На то и власть, чтобы пить да есть всласть". По сравнению с ними даже ты, Полкан, настоящий философ...
Полкан и в самом деле был интересный пес. Каспар прихватил его со своего завода, где мохнатый Полкан, проживавший на заводе едва ли не со дня рождения, был всеобщим любимцем. Сам Инженер обратил на него более пристальное внимание весной, когда увидел, как тот смотрел на елку, на которой вовсю заливались радующиеся весне птицы. Когда Каспар проходил мимо, Полкан обернулся к нему и на собачьей морде Инженер увидел совершенно неподдельный восторг и счастье. Пес словно хотел сказать: "Ты только послушай! Как они поют, как поют!"
Потом Полкан был замечен одним из заводских инженеров, когда закапывал на обычный собачий манер продовольственную "заначку" - подаренный кем-то бутерброд. Закапывал он его... в полиэтиленовом пакете.
И, наконец, однажды Каспар встретил его, когда тот сопровождал двух женщин, несущих какую-то поклажу. Полкан шел следом - даже не шел, а маршировал, гордо выпятив грудь. Гордился же он тем, что не просто шел, а делал важное дело: нес в зубах корзинку для бумаг. Прошествовав мимо Инженера, пес бросил на него взгляд, преисполненный гордости: он делал Дело!
И, покидая свой гибнущий завод, Каспар прихватил его с собой. Пес и на бронепоезде проявил себя самым лучшим образом, став и здесь всеобщим любимцем и к тому же записав на свой боевой счет обнаружение двух установленных на путях фугасов. Кроме того, он замечательно умел слушать...
- Да, Полкан, жаль, что ты не герцог Гросландский! - усмехнулся Инженер.
Пес в ответ снова фыркнул.
- С одной стороны, ты, конечно, прав, пес. Но с другой... Именно так мы все и профыркали. "Это грязное дело и пусть им занимаются другие!" Вот они им и позанимались, так что мы с тобой теперь не на заводе, а на бронепоезде, идущем по гибнущей стране... Нет, брат, как раз и надо было не им волю давать, а самим брать власть и спасать страну. Разве нет тех, кто мог это сделать? Были и есть, но мы так и не собрались в кулак, и нет нам за это прощения...
Власть... Говорят, что она развращает. Но разве не от нас самих зависит, случится это с нами или нет?
Слышал когда-нибудь такое слово: целеполагание? Все зависит от Цели. Если твоя конечная Цель - сама власть, то она сможет превратить тебя в Дракона. Но если власть для тебя лишь инструмент, а Цель - благо Отечества, и ты каждый день проверяешь себя этой меркой, то сможешь остаться человеком, и никакая власть не сделает тебя Драконом. Просто каждый день надо помнить о Цели.
Знаешь, Полкан, если б я сейчас оказался во главе Гросланда, то жил бы на работе, чтобы не терять время на разъезды домой и обратно, а все роскошные герцогские резиденции отдал бы под санатории для детей и стариков. И хорошо бы было на людях появляться на манер Капитана Альтерэго - в шлеме с опущенным забралом. Может, оно и не слишком вежливо с точки зрения "всех", но зато в свободное время можно спокойно ходить по улицам, ездить в метро или ходить в лес за грибами без того, чтобы все на тебя таращились. Хотя о свободном времени, наверное, вряд ли пришлось бы вспомнить в ближайшие несколько лет...
Впрочем, все это пустое, Полкан. Мы с тобой не в Цитадели и "трон" у нас с тобою не тот...
Да, на троне после "выборов", естественно, оказался "решительный премьер". Чего другого можно было ожидать, зная историю всех предшествующих выборов и референдумов времен "великого реформатора" - старого герцога Гросландского?
Первый при его правлении референдум - тот самый, за которым последовал уличный бой, в котором Каспар получил свое боевое крещение и ранение, от которого левый бок до сих пор ноет при перемене погоды - тот референдум был подтасован самым наглым образом, бюллетени в пользу герцога вбрасывали пачками, а возмущенных наблюдателей просто выгоняли взашей.
Потом стали действовать "тоньше".
После расстрела в том же году Белого Замка и его защитников герцог решил даровать Гросланду новую конституцию, наделяющую его, всего лишь выборного герцога, прямо-таки королевскими правами. Кое-что "даровалось" там и народу Гросланда. Особенное умиление вызывала статья, гласящая, что "гарантируется свобода мысли". Гарантируется! Да ведь это, пожалуй, единственная на свете свобода, которую никто не может ни дать, ни отнять! Можно лишить человека свободы слова, можно бросить в самые страшные застенки, но невозможно, не лишив человека разума, лишить его свободы мысли! Интересно, кто вписал это в конституцию - дурак или тот, кто просто решил посмеяться? Впрочем, не все ли равно...
На референдум по этой конституции Каспар и его друзья не пошли - пойти означало бы предать павших товарищей и то, за что они сражались. Не пошла и большая часть гросландцев вообще - люди не могли простить пролитую невинную кровь. Да и зачем было идти, если в телевизионной программе еще за неделю до выборов была объявлена "встреча политического Нового года"? Ясно было, что референдум уже "состоялся" - так для чего идти на этот фарс?
Фарс и произошел, причем действительно по-новому. На сей раз люди герцога не утруждали себя борьбой с наблюдателями. То, что произошло, мог видеть всякий. Торжественно возвещавшаяся ежечасно явка людей за час до конца голосования достигла лишь немногим более трети избирателей. Но уже через час "чудесным образом" перевалила за половину! Для того чтобы такое случилось на деле, надо было, чтобы все население западной части Гросланда единой толпой разом устремилось на избирательные участки и проскочило их за час. Поверить в такое мог только полный идиот. Однако тем, кто возмутился и потребовал пересчета голосов, было сказано, что бюллетени... уже уничтожены.
Эксперимент явно понравился герцогу и техника "выборов" даже получила дальнейшее совершенствование через три года, когда герцог решил подтвердить свое право на власть, посостязавшись на "выборах" с Зигзугом.
У Каспара долго потом хранилась одна газета, вышедшая за три месяца до голосования, где результаты обоих туров выборов были указаны заранее. Причем по второму туру были указаны как те голоса, что будут на деле, с победой Зигзуга, так и те, которые будут объявлены Главной Избирательной Комиссией - с победой герцога. В итоге все написанное подтвердилось с точностью до процента. Автор статьи явно имел друзей в Главной Избирательной Комиссии Гросланда.
Зигзуг признал свое поражение, хотя не мог не знать настоящих итогов - ведь те его искренние сторонники, что подавали в суды иски по фальсификациям, выиграли все процессы! Причем Главная Избирательная Комиссия все эти случаи фальсификации тоже признала, но объявила несущественными.
"Демократия по-гросландски" продолжала свое развитие, поражая воображение слабонервных наблюдателей.
Перед последним "чемпионатом" с участием нового герцога и Зигзуга Каспар позвонил Аналитику и поинтересовался, каковы прогнозы. Тот ответил, что, по-видимому, принято решение о победе нового герцога любой ценой уже в первом туре.
После этого Инженер загадал, с каким именно процентом "победит" новый герцог - и эта самая цифра была объявлена после "выборов". Тут же выяснилось, что из "набранных" новым герцогом голосов две трети ему и в самом деле принесли те, кто на него уповал, а остальную треть ему наполовину набросали фальшивыми бюллетенями, а оставшееся просто объявили полученным, даже не утруждая себя вбрасыванием. Однако Зигзуг и тут признал свое поражение, а все иски о фальсификациях вновь были выиграны, но Комиссией признаны несущественными.
Хотя можно сказать, что Комиссия была не так уж и не права - ведь люди не вышли на улицы, чтобы выразить возмущение подлогом...
Да, "демократия" в Гросланде была еще та. Но больше всего Каспара убивало то, как к этому относилось большинство граждан. Там, где жил друг Радужного Кота, Хромой Бес, "демократия" была такая же, но люди, убедившись, что ждать от нее нечего, взялись за оружие. И победили. А в Гросланде все, похоже, готовы были терпеть до бесконечности все что угодно - лишь бы только не начать что-то делать. Одни продолжали уповать на то, что однажды, быть может, им удастся все же сделать герцогом Зигзуга и тогда все изменится как бы само собой. А другие и вовсе махнули на все рукой, твердя, что "мы свое дело делаем честно, а об остальном пусть заботятся те, кому следует".
Они честно делают свое дело? А что это такое - "свое дело"? Кто в стране у власти и куда они страну тащат - это чье дело? Разве не общее? Разве не каждый за это в ответе? Разве не сказано во всех на свете конституциях, что власть исходит от народа? И разве не сказано в знаменитой Декларации прав человека и гражданина, что когда правительство нарушает права народа, восстание является для народа самым священным его правом и самой важной его обязанностью? Так кто из нас может сказать о себе, что честно делает свое дело, если обязанность эта нами так и не исполнена? Только те, кто пал у Звонницы и в Белом Замке, имеют право сказать, что делали свое дело честно и до конца...
"Свое дело"...
Каспар вздрогнул, вспомнив, как на заводе в последний раз отмечали его день рождения. Сам он давно уже не праздновал этот день, но на сей раз дата была круглая, с нолем на конце, и все кричали, что не отметить юбилей ну никак нельзя. И отговорить людей от этой затеи было невозможно. Тем более что большинство действительно верило, что это должно быть ему очень приятно.
Сам Инженер прежде как-то не задумывался на юбилейные темы, и даже по просьбе Шефа писал для других юбиляров поздравительные стихи, но на сей раз ему пришлось задуматься всерьез - ведь речь шла о нем самом.
Что, собственно, он должен праздновать? Ноль на конце даты?
Нет, это было бы глупо.
Тогда, быть может, то, что удалось в жизни сделать? А что, собственно, ему удалось?...
В жизни каждого человека, если только он не выродился в скота, для которого главное - есть, пить и развлекаться, заботясь только о "своих", - должен быть Смысл Жизни, выходящий за рамки личного.
Для него таким Смыслом была защита Королевства в той войне, которая постоянно велась против него Де Маликорнами, войны на уничтожение. Большинство не желало ее видеть, но она шла, эта война, и сегодня лишь добровольные слепые продолжают это не понимать.
Он, Каспар, и сегодня помнит так, словно это было только вчера, тот день, когда он с оружием в руках поклялся перед полковым знаменем:
"...Я всегда готов по приказу Правительства выступить на защиту моей Родины и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть постигнет меня суровая кара закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся".
Да, этот день он помнил всегда.
То время считалось "мирным", но работа, которую он выбрал, во все времена являлась участком фронта. На этом фронте он выполнял свой долг не один год.
Но его и его товарищей предали и продали. Предали и продали всех, кто честно работал и сражался, предали и продали все труды и жертвы всех поколений, которые строили и защищали Гросланд. Банда мерзавцев разорвала страну на куски, чтобы властвовать, - что для них означает грабить.
Предало не только руководство страны. Вооруженные Силы, офицером которых он был, и для которых работал всю жизнь, тоже предали и продали народ и страну, изменив Присяге. Тех, кто отказался изменить ей и стать предателем, они расстреливали на глазах у Каспара, добивая раненых. Он мог лишь стоять и смотреть, потому что был безоружен, и ему по сей день не надо даже закрывать глаза, чтобы вновь увидеть, КАК все это было. И те, кто отдавал и выполнял эти позорные приказы, живы и благоденствуют.
Но предали не только они. Когда в дни восстания из Белого Замка призвали людей на защиту законной власти, лишь один человек из каждой тысячи "граждан" пришел на баррикады. И многие из них погибли - именно потому, что их было слишком мало, потому что 999 из каждой тысячи предали тех, кто пошел исполнять свой долг. Почти для всех мужчин страны данная ими воинская присяга оказалась лишь набором слов. Но его, Каспара, воспитали так, что если для мужчины эта Присяга - пустой звук, то это не мужчина.
Даже в его собственной семье все, кроме матери, которая покончила с собой после того, как пал Белый Замок, - все тоже предали и кричали "Распните их!", глядя, как танки бьют из орудий по замковым стенам.
Так что же в итоге? Все, что было для него Смыслом Жизни, все, что он присягал защищать - уничтожено и втоптано в грязь. Он - гражданин уничтоженной страны, офицер предавшей Родину армии, не сумевший выполнить свой долг и присягу. И если нет закона, который покарал бы его за это, то есть еще его совесть и погибшие товарищи, которые предпочли смерть предательству.
Ему говорят: но ведь ты же честно делал свое дело. Но много лет назад было сказано: "Человек, который соглашается повиноваться несправедливым законам и позволяет, чтобы по земле, на которой он родился, ходили люди, оскорбляющие ее, - это нечестный человек". Его разорванной на куски, умирающей Родиной по сей день правят преступники и мерзавцы. Так может ли он считать себя честным?
Ему говорят: "Ну нельзя же так ко всему относиться!..." А как надо? "Не брать в голову"? Так это и есть та позиция, что довела до существующего положения, и за которую здесь миллионы людей уже поплатились жизнями, а десятки миллионов поплатятся в недалеком будущем. И еще в Библии сказано: не следуй за большинством на зло и не отступайся по большинству от истины.
Так ЧТО ему праздновать в этот юбилей? То, что сам он сейчас не голодает? Но ведь Эйнштейн не зря сказал, что стремление лишь к собственному благополучию достойно свиньи. И на чем основано его "благополучие"? В работе на те же предавшие страну Вооруженные Силы, во главе которых - изменники. И машины, которые он создавал, готовы продавать любому врагу...
Так ЧТО же ему праздновать?...
Все эти далеко не радостные мысли увенчала телеграмма, пришедшая вдруг от бывшей жены Каспара: "Поздравляю с юбилеем пора подводить итоги".
Итоги? Итоги в жизни человека подводит только смерть. И он, Инженер, не намерен присваивать эту ее привилегию, да еще досрочно. Пока он жив, Бой для него не закончен и подводить итоги рано. Когда настанет время, Госпожа Черной Долины сделает это за него.
Сам юбилей оказался для Каспара одним из самых тягостных дней в его жизни. И было холодно, так же холодно, как у Звонницы, когда на его глазах погибали товарищи, так же холодно, как в тот день, когда он последний раз видел Лу...
А вокруг него все веселились, празднуя. И никто не хотел понять, до чего у него от этого тяжело на душе...
Надо сказать, что все эти праздники на заводе все больше наводили на Каспара ужас. Чем хуже шли дела в стране и на заводе, тем больше поводов люди находили для банкетов. Было в этом уже что-то истерическое, напоминающее желание спрятать голову в песок, чтобы не видеть все ухудшающуюся реальность.
Последовавший вскоре за юбилеем Инженера День Защитника Отечества и вовсе уже смахивал на пир во время чумы. Некоторые праздновали его аж три дня подряд. Отдел, где работал Каспар, был, кажется, единственным на заводе, где ничего не стали праздновать.
- А ты поч-чему трезвый? - спросил Каспара в коридоре инженер из соседнего отдела, неплохой, в общем-то, парень, на сей раз с трудом стоящий на ногах от усиленного празднования.
- А что праздновать-то? В каком состоянии Отечество, дорогие его защитники? Страна погибает, а защитники ее только водку хлещут за свое здоровье...
- Ну-у, брат, так рассуждать нельзя! - сказал, икнув, инженер. - Раз все плохо, так что ж теперь - вешаться, что ли?
- А что, другой реакции на обстановку ты не знаешь? - сказал, с трудом сдерживаясь, Каспар. - "Защитник" - это ведь от слова "защищать", то есть действовать.
Собеседник посмотрел на него, как на ненормального, и ушел. Глядя ему вслед, Инженер вспомнил слова одного из легендарных воинов Гросланда, сказанные с болью и горечью восемь веков тому назад:
- Пить да гулять у нас есть кому, а заступиться за землю родную - некому...
Полгода спустя Каспар узнал, что сто лет назад во всех гросландских энциклопедических словарях была статья "Нравственное помешательство": "Состояние, когда человек в своих действиях перестает руководствоваться понятиями добра и зла, хотя и сохраняет способность формального их различения. Неизлечимо".
Похоже, что большинство населения страны впало в это самое нравственное помешательство. И все попытки лечения, которые Инженер видел или предпринимал сам, оказывались безуспешны. Неужели старые словари правы, и это в самом деле неизлечимо? И что тогда? Конец Истории для Гросланда...
Признать это? Смириться? Сложить оружие?...
Никогда.
И не он один так думает. Так думают все, кто составил команду этого бронепоезда. И те, кто в поездах, что идут вслед за ним.
"Помешательство"? Неизлечимое? Это было бы слишком просто. Да и с чего бы это вдруг помешательство целого народа?
Как говаривал любимый премьер старого герцога, "сложилось тяжелое положение".
Знаем мы, как оно "сложилось"! Есть те, кто его "складывал", потому что им это выгодно.
"Сдвинуть крышу" целой стране? Нет проблем! Технологии давно известны.
Это похоже на форматирование дискет для компьютера. Дискета, которая не отформатирована, информацию воспринимать не может. То же самое и с человеком - если голова его не "отформатирована", он воспримет и впитает отнюдь не всякую информацию. Помешает, например, то, что называется "нравственные барьеры". Значит, надо отформатировать головы так, чтобы барьеры эти исчезли или хотя бы размылись, став проницаемыми.
Как это сделать? "Тому есть способов немало".
Например, для начала исподволь наводнить страну воровскими песенками. Пусть их распевают в летних лагерях для детей, на студенческих пирушках и в ресторанах. "Романтика!" И со временем многие начнут думать про жизненную философию этих песенок - "а что тут такого?"
Можно сочинять и запускать анекдоты, высмеивающие то, над чем нельзя смеяться, то, что люди должны защищать, не щадя даже своей жизни. И защитников станет меньше...
Можно нашептывать молодым, что все то, что старшие называют свинством, - на самом деле проявление свободы. И числа не будет тем, кто "захрюкает"...
А потом можно на ровном месте создать дефицит самых ходовых товаров - и в мигом выросших очередях распинаться о том, какая абсурдная в стране система и безрукая власть. И, когда люди в очередях "дозреют", бросить их на свержение "безрукой и преступной власти". И почти никто не поймет, что "революцию" организовала сама же власть, люди, которые решили поменять в стране строй, потому что при старом строе они не могли украсть у народа слишком много.
О, это была превосходная операция - с очередями! И с каким долговременным эффектом! По сию пору стоит заговорить о том, что в прошлом все было не так, как твердят "звонари", как поднимается крик, что "все мы помним, какие очереди были в те времена за самым необходимым!" "Вот куда снова хотят нас загнать эти смутьяны!"
Да, методы известны.
Но и методы борьбы с этим тоже известны. Вот только нужные ресурсы не всегда под рукой.
А что такое эти самые "ресурсы"? Прежде всего - люди. Об этом и шла речь в том их разговоре с Аналитиком, когда Каспар пришел к нему, размышляя о необходимости Ордена.
Но они не успели даже начать - ход, сделанный старым герцогом, опередил их, многократно усложнив задачу. А время, которого и так было мало, убывало так быстро...
И вот он не у себя дома, а в кресле наводчика пушки идущего на восток бронепоезда, и за спиной его клонится к горизонту осеннее солнце.
Опять мы отходим, товарищ,
Опять проиграли мы бой.
Багровое солнце позора
Заходит за нашей спиной...
- В чем-то мы по-крупному просчитались, Полкан. Многие полагали, что человек сам по себе, от природы, добр и хорош. Надо лишь убрать портящие его внешние условия - и он станет таким, каким должен быть - добрым творцом. А что же оказывается на деле?...
Стоит убрать внешние требования и ограничения - и несть числа тем, кто готов пасть на колени и захрюкать. Слава богу, не все - иначе и жить не стоило бы, но как их много, пес...
Да, все люди рождаются равными. Но только в правах. А в остальном они разные, очень разные. И если об этом забыть или не считать это важным - платить придется дорого. Сегодня среди прочего мы расплачиваемся и за это.
Да, все мы разные. Но что это означает? Лишь то, что это надо учитывать и внимательнее разбираться с каждым. Говорят, что какой-то процент людей от рождения - не творцы, а разрушители. Пусть так. Значит, надо найти им такое дело, где эта их страсть к разрушению может быть пользой. Скажем, отправлять их к врагу. В военное время - диверсантами, а в мирное - просто на постоянное проживание. И пусть себе разрушают. Чтоб "золотому миллиарду" Де Маликорнов жизнь медом не казалась.
Хотя, конечно, было бы много лучше суметь и в них раскрыть хоть что-то доброе и творческое. Потому что если использовать только плохое в их душах, они могут достичь такого совершенства в Зле, что и на территории врага будут опасны.
Да, сложно все это, Полкан. Требует огромной работы и массы времени. А времени было слишком мало...
И эта проклятая страсть большинства - вопреки всему уповать на лучшее, даже тогда, когда все говорит о приближении самого худшего. Уповать - вместо того, чтобы действовать. Быть может, это и есть самое сильное оружие в руках врага.
Жанну Д`Арк отправили на костер по обвинению в колдовстве. Но среди обвинений на суде было и такое:
- Вы говорите, что сражались за правое дело. Но если оно правое - Господь и так дарует ему победу. Так для чего же вы гнали на смерть солдат?
- Нет! - ответила Жанна. - Солдаты должны сражаться. Ибо Господь дарует правому делу победу лишь тогда, когда за него сражаются.
Да, она права. Ведь если люди за правое дело не сражаются, - значит, оно им не слишком нужно. Так для чего же даровать им победу? И чего вообще стоит дарованная, а не завоеванная победа?
Стоп! А не за эти ли слова ее и казнили?!...
Нет, совсем не случайно в телевизионном сериале про Геракла его предали суду за то, что он, сражаясь против Зла, своим примером побуждал и других сражаться с ним! Сражаться, а не уповать! Какое преступление может быть страшнее этого - с точки зрения Зла? И прикрытие у обвинителей было самое "гуманное" - ведь те, кто сражался со Злом, порой погибали! Знакомые голоса: "Спасем наших мальчиков!"
4.
Да, противник, сменив в Гросланде герцога, сделал блестящий ход. Даже среди тех, на кого рассчитывали Каспар и его товарищи, некоторые заявили, что складывают оружие и против нового герцога сражаться не станут.
Одни надеялись на то, что новый герцог все же умнее старого и начнет действовать на благо Гросланда. Доказательств тому не было никаких - кроме красивых слов, которые произносил новый герцог, - но после ужаса правления старого так хотелось поверить в лучшее...
Другие сказали, что не пойдут против Службы Безопасности Государства, которая вся горой была за нового герцога. Они надеялись, что люди из СБГ придут и спасут страну. Вся история "великих реформ" старого герцога указывала на то, что именно люди из СБГ были среди их авторов, но желание верить в лучшее перевешивало. Хотелось уповать.
Третьи же решили сложить оружие потому, что поняли тщетность надежд на таких, как Зигзуг, а какой тогда смысл бороться с герцогом - если некого выставить ему на смену.
И началось правление нового герцога.
Проходило оно в строгом соответствии со следствиями из Второго законе Чизхолма, гласящими, что:
1. Если дела идут хуже некуда, значит, вскоре они пойдут еще хуже.
2. Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит вы чего-то не заметили.
Война в Игере, начавшаяся быстрым продвижением войск по равнине, вскоре вновь, как и первая игерская война, обернулась вязким кровавым болотом жестоких боев за укрепленные поселки, господствующие высоты и горные ущелья. Потери войск, о которых сообщалось ежедневно, были вроде бы невелики, однако при объявлении общих потерь с начала кампании выяснялось, что на деле потери в несколько раз выше. И, что гораздо хуже, вновь все громче слышались голоса об измене в тылу армии.
Как попадает к игерским бандитам новейшее гросландское оружие - такое, что еще не поступало даже в самые элитные армейские части? Кто снабжает врага боеприпасами?
Почему раз за разом уходят из верного, казалось бы, окружения вражеские командиры? Почему люди СБГ который год "не могут" их схватить - если те спокойно раздают интервью заезжим тележурналистам?
Кто выдает врагу планы операций и маршруты движения армейских колонн?
И те, кто сражался, говорили, темнея лицом: "Лишь бы снова не предали..."
Доходило до того, что разведчики и бойцы частей специального назначения, уходя в рейды по вражеским тылам, сообщали командованию ложное направление своего движения - чтобы не напороться в пути на засаду бандитов.
И все же войска сражались. И как...
Весь Гросланд был потрясен гибелью роты десантников, принявшей бой с двумя полками врага. Рота и единственный пробившийся ей на помощь взвод под командой командира батальона - девяносто два человека - против двух тысяч. После пятичасового боя в живых остались лишь восемь - те, кто отступил по приказу смертельно раненного комбата. Остальные восемьдесят четыре остались лежать на склоне высоты, на которой сражались. Но вокруг высоты и на ее склонах остались семьсот убитых врагов...
Казалось, что в Гросланде, после стольких лет вакханалии дорвавшихся до власти воров и мародеров, стольких лет издевательств над армией и оплевывания всего того, что должно быть свято для человека, что делает мужчин солдатами, уже просто не может быть ничего подобного. "Мы отнимем у них их старых героев, чтобы новых уже не было!" "Спасем наших мальчиков!" А мальчики снова оказались героями...
Кое-что говорило о том, что неспроста на пути у тех двух тысяч бандитов оказалась всего лишь одна рота. Видно, те, кто указывал врагу путь из окружения, думали, что не станет одна рота принимать бой с двумя полками, что отступят те мальчики, побегут. А они не побежали...
По телевиденью показали двоих из тех, кто остался в живых, единственных двоих, которые не были ранены. Совсем молодые ребята с простыми крестьянскими лицами. Их разговор с тем, кто брал у них интервью, был словно разговор людей с разных планет.
- Тебе было страшно?
- Конечно. Кому ж не страшно, когда такое, - хмуро отозвался солдат.
- Не жалеешь, что стал десантником?
- Нет, не жалею, - по лицу солдата было видно, до чего тягостен ему этот разговор с "инопланетянином" из столицы.
- Ну а если бы снова... Ты пошел бы?
- Да, пошел.
- Но ведь, э-э-э...
- Я мужчина, - угрюмо глядя на журналиста, отрезал десантник, - раз взялся, пойду до конца. А иначе и браться незачем.
Вряд ли журналист его понял.
Инженеру вспомнились причитания женщин на его заводе, что в Игере "в бой посылают неопытных мальчиков". "А надо опытных". Но откуда берутся опытные? Они что, падают с небес? Сколько ни готовь, сколько ни учи солдата, до первых боев он все равно неопытный. Опытные - это те, кто сражался и остался в живых. Опытные - эти двое угрюмых десантников. И погибшие их товарищи, взявшие за себя по девять врагов каждый, - разве назовешь их "неопытными"?
Каспар внимательно просмотрел список погибших бойцов. Все они были из деревень и провинциальных городов. Да, только оттуда и могли еще, пожалуй, прийти настоящие солдаты. В прежние времена десантные части комплектовались почти сплошь парнями из столицы Гросланда и западных земель Королевства, все три соседа Инженера по лестничной площадке прежде служили десантниками. Но теперь гросландская столица была самым прогнившим из всех городов страны и пытаться набрать там настоящих солдат было почти бесполезно. Тем более, что многие столичные жители, благодаря близости к власти набившие себе карманы за годы "реформ", за взятки продажным офицерам откупали своих сынков от службы в армии.
Но эти павшие мальчики и их немногие оставшиеся в живых товарищи показали: огонь под пеплом еще живет! И если бы новый герцог действительно хотел встряхнуть Гросланд и поднять его из того смертельного хаоса, в который валилась страна, он сделал бы этих солдат знаменем, обратился бы их примером к лучшему в душах людей - ведь они отдали во имя Родины самое дорогое и невосполнимое, что имели - свои молодые жизни.
Но вместо этого начали с того, что оболгали живых. Видно, кому-то показалось неудобным сообщать, что восемьдесят четыре бойца погибли "всего лишь" за пять часов, и было объявлено, что бой длился... четверо суток. И выходило тогда, что парни погибли просто потому, что их предали, - кто поверит, что в набитой войсками маленькой Игере нельзя было за все эти дни перебросить подкрепления всего за несколько километров? Или хотя бы поддержать роту артиллерийским огнем? А раз речь шла о предательстве - какое же из этого знамя?...
Да, за всю многовековую историю страны армия ее не была в таком трагическом положении. Как в ней служить, если так много командиров стало обирать и предавать своих солдат? Если все жертвы и подвиги предатели пускают по ветру?...
Но и бросить всем оружие тоже было нельзя - это означало бы гибель страны. И армия продолжала сражаться...
На могилах десантников еще не успели вырасти цветы, как страна уже содрогнулась от новой трагедии - погиб один из лучших подводных ракетных крейсеров Гросланда, унеся с собой на дно моря сто двадцать моряков. И многое говорило о том, что крейсер не просто погиб, а был потоплен подводными лодками Де Маликорнов.
И это тоже, вместо того чтобы использовать для приведения страны в чувство и очищения людских душ, превратили в нагромождение лжи, предназначенной для сокрытия того, что же произошло на самом деле. А вместо обращения к душам людей по всем каналам стали обсуждать, когда и сколько денег выдадут родным погибших, кто и чем их одарит, и на какие курорты их повезут.
На телеэкранах после фотографий погибших моряков появилась мать одного из них, весело плещущаяся в море на заграничном курорте и рассказывающая, как ей тут хорошо. Особенно дико это было на фоне соседнего телесюжета, где мать погибшего в бою палестинского юноши сказала тихо и твердо, что у нее осталось еще пять сыновей и она будет гордиться ими, если и они падут в бою за Родину, как их старший брат.
Словно и впрямь нравственное помешательство затопляло всю страну. Люди как будто переставали понимать, что такое хорошо и что такое плохо, все нормальные человеческие ценности словно обратились в прах.
Но это не было помешательством. Это было совсем другое. Аналитик однажды сказал об этом так:
- Во всяком обществе, если это Общество, а не стадо, есть Цель. Например, коллективное Спасение Души, как в православии и католицизме. Ось, направленная к этой Цели - стратегия, программа развития, движения общества. На эту ось накручены технологии, ведущие к достижению Цели, и Ценности - то, что достижению Цели содействует. Вместе они составляют Культуру данного Общества, в основе которой - Культ Цели.
Убери или подмени Цель, - и Ценности рухнут. Если Цель - Спасение Души, то трудолюбие и любовь к ближнему - Ценности. А если заявляют, что Цель - набить карманы и брюхо, то почему, собственно, трудолюбие и любовь к ближнему - Ценности? Достижению новой Цели кратчайшим путем они не содействуют. Ведь куда быстрее и проще, отбросив их, отобрать все у ближнего.
Вспомни все эти крики в начале "великих реформ", что стране срочно нужна "деидеологизация"...
- Я тогда сразу понял, что дело нечисто, - печально усмехнулся Каспар.
- Естественно. Ведь на деле речь шла о смене Цели! И если вместо "Светя другим, сгораю сам" - "Порадуй Себя, любимого, здесь и сейчас!" - то почему дружба и любовь - Ценности? Ценность тогда - эгоизм. Если вместо "За Отечество, не щадя живота своего!" - шакалий девиз "Каждый сам за себя!", то Ценность - не верность и мужество, а готовность предать.
Так что говорить следует не о нравственном помешательстве, а о соответствии Ценностей заявленным Целям. И разве они не соответствуют?
- Соответствуют. Но разве не помешательство - когда люди соглашаются с такой Целью?
- А если путь к данной Цели просто кажется им путем наименьшего сопротивления? Чтобы подниматься на гору, надо много сил, чтобы катиться под уклон - их не требуется вовсе. Многим это кажется заманчивым. А думать о последствиях - это ведь снова усилие над собой. "Расслабься!"
- Иногда я завидую мертвым, - с горечью сказал Инженер. - Тем, что пали в дни восстания, и тем, кто просто не дожил до этих времен, - они не видят всей этой мерзости...
Хаос в стране нарастал. Один за другим падали самолеты и вертолеты, рвались трубопроводы, обрушивались мосты и дома. Ведь все годы "независимости" Гросланда после расчленения Королевства почти нигде ничто не ремонтировалось и не заменялось, деньги, что в былые времена шли на эти нужды, теперь просто разворовывались. Целые города оставались без тепла и света, потому что теплотрассы прогнили насквозь, а генераторы электростанций были изношены до предела.
Страна все еще жила лишь благодаря огромному запасу прочности того, что было построено при прежней, "неправильной", "нехорошей" власти. Но неумолимо надвигался тот год, когда, по всем инженерным расчетам, системы жизнеобеспечения должны были начать рушиться по всей стране. Все знали об этом, но мер не принималось практически никаких...
Апофеозом первого года правления нового герцога Гросландского стал пожар на Звоннице.
В тот день Каспар ближе к вечеру включил телевизор, но ничего не увидел. Решив, что снова вышла из строя антенна на крыше, он начал перебирать каналы, но все они были пусты. Наконец он нашел местный кабельный канал и увидел диктора, который с глазами, круглыми от ужаса, сообщил, что Звонница, на которой стоят телепередатчики, - горит!
Следом на экране появилась окутанная дымом башня...
Как выяснилось впоследствии, у всех, кто сохранил голову на плечах и ненавидел звонарей и их хозяев, зрелище это вызвало мысль о Каре Небесной - даже у тех, кто не верил ни в Бога, ни в черта. И в толпе, собравшейся у горящей башни, слышались голоса из старой детской считалки:
Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло!
Потому что многие понимали, во что превратили Звонницу. Хотя, конечно, саму башню им было жаль - она была прекрасна, и те, кто много лет назад строил ее, даже в самых кошмарных снах не могли себе представить, для каких преступлений используют плоды их труда.
Тут же выяснилось, что пожар возник из-за жадности звонарей. Они ради денег напустили в Звонницу всяких "коммерсантов", которые набили в башню столько всякого оборудования с антеннами и передатчиками, что оно в конце концов само от себя перегрелось и вспыхнуло. Оно бы и ничего страшного, но звонари по той же жадности успели продать противопожарное оборудование башни.
А в Цитадели пожар Звонницы вызвал настоящую панику. Ведь люди, которых вдруг перестали оглушать с утра до ночи, могли начать думать! Хуже этого в Цитадели ничего вообразить не могли. Тем более что это и в самом деле тут же начало происходить. И потому на восстановление телевещания были брошены все силы. Передатчики и антенны в пожарном порядке ставили на самые высокие здания столицы, и уже через пару дней трезвон возобновился...
5.
Начало следующего года правления нового герцога Гросландского "ознаменовалось" уничтожением собственной орбитальной космической станции "Радуга".
Ни одна страна на планете, кроме Гросланда, не имела такой станции, созданной еще в былые, королевские времена. Ее год за годом совершенствовали, пристраивая все новые отсеки с уникальным оборудованием. Невесомость, в которой находилась парящая над планетой станция, делала ее идеальной лабораторией для научных экспериментов. А еще эта станция должна была стать орбитальным заводом для производства уникальных элементов для электронно-вычислительных машин, а также очень нужных многим людям лекарств, которые можно было изготавливать только в невесомости - делать их на Земле было просто невозможно даже на самом сложном оборудовании.
Все это страшно не нравилось Де Маликорнам. Как это так - Гросланд имеет что-то такое, что не могут ни превзойти, ни даже просто повторить их собственные ученые и инженеры?! Да еще это что-то создано в те времена, когда Де Маликорны кричали на всех углах, что Гросланд - это Империя Зла, где все неправильно, все хуже, чем у них, просто по определению. И через своих купленных друзей в окружении герцога Гросландского они добились решения затопить станцию в океане.
Гросландские звонари тут же ударили во все колокола, крича о том, что иначе никак нельзя, потому что станция, мол, безнадежно устарела, поскольку много лет висит на орбите, и вообще в Гросланде нет денег на ее содержание.
Но то и другое было ложью.
Да, станция была на орбите уже немало лет - но лишь центральный ее блок, который к тому же не раз ремонтировали и оснащали новым оборудованием. Остальные блоки станции пристыковывались к ней много позднее, а последние - так и вовсе недавно, и оборудованием, которое они несли, не успели даже ни разу воспользоваться.
А что касается денег, то их просто разворовывали герцогские чиновники и их друзья, которых на "новом языке" Гросланда называли теперь не ворами, а "предпринимателями". Бюджет государства эти новоявленные "господа" кроили так. Допустим, после разворовывания всего, что они могли разворовать, в казне страны остался миллион. "На эти деньги мы можем содержать сто солдат, двух учителей и одного врача. Надо жить по средствам!"
В результате такой "правильной финансовой политики" в огромной стране не оставалось уже и десяти боеспособных дивизий, а школы и больницы влачили нищенское существование. Самым поразительным при этом было количество рядовых обитателей Гросланда, которые только вздыхали и говорили: "Ну, что поделаешь, ведь денег нет..." Хотя на самом деле деньги были, и каждый нормальный человек понимал, где их надо искать. Впрочем, и сама "власть" знала это не хуже простого народа, но ведь получить эти деньги можно было, только отобрав их у тех, кто их украл. В том числе и у герцогских министров. Но в таком случае - для чего же были проведены все "великие реформы"?! Не для "гарантирования" же "свободы мысли", в самом деле!
Но звонари продолжали талдычить свое, а голоса тех, кто пытался сказать правду, тонули в поднятом гвалте. И, что самое горькое, в итоге многие люди, невзирая на собственный горький опыт, снова начали думать, что звонари говорят правду. В конце концов, думать так было гораздо спокойнее, гораздо удобней. И они предпочитали обсуждать еще одну запущенную звонарями мысль - что "старая, плохо управляемая" станция может кого-нибудь убить при падении неизвестно куда. Из-за этой, якобы, неопределенности все никак не могли сообщить точную дату уничтожения станции.
А тем временем группа богатеев, жаждущих зрелищ, зафрахтовала самолет, чтобы наблюдать гибель станции "из первого ряда"...
И вот этот день наступил. Те, кто заказал убийство "Радуги", даже дату выбрали не случайно - это было незадолго до сорокалетия того дня, когда Королевство отправило в Космос первого в мире космонавта. Всего через шестнадцать лет после победы в Великой Войне, в которой армии Де Маликорнов нанесли стране такой урон, что, казалось, нужны были десятилетия, чтобы хотя бы просто снова встать на ноги.
Но страна не только поднялась - она устремилась к звездам. И когда радио разнесло по стране весть о Первом Космонавте планеты, в столице люди хлынули на Площадь перед Цитаделью и ликовали там так же, как в тот день, когда узнали о Победе в Великой Войне.
Их никто не звал и не собирал, - они устремились на площадь сами, чтобы радоваться вместе в этот день. Они понимали - не только их страна, а все Человечество шагнуло сегодня к звездам, и в этом шаге была частичка труда каждого из них, и подвиг их отцов, солдат-победителей...
И вот, сорок лет спустя...
Каспар не помнил, какая погода была в этот день. Помнил только, что небо было черным.
Таким же черным, как в тот день, когда на всех каналах телевидения и радио ликовала победившая мразь - захватившие власть в Королевстве ворье, торгаши и предатели.
Таким же черным, как той зимой, когда, растоптав волю народа, три мерзавца росчерком пера уничтожили страну, созданную величайшими трудами и жертвами десятков поколений тружеников и воинов, когда развевавшееся над Цитаделью Знамя великой страны было ночью, по-воровски, сорвано и заменено флагом изменников и торгашей.
Таким же черным, как в тот день, когда танки изменивших Родине и Присяге дивизий расстреливали последних защитников Белого Замка.
Инженер не хотел видеть этот огненный дождь на черном небе. Потому что видение его и без того преследовало Каспара. Потому что он ничего не мог сделать. Было ясно, кем заказано и оплачено это убийство. Было ясно, что не помогут ни обращения к посаженному в Цитадель ничтожеству, ни пикеты. Лишь одно могло помочь - вылившийся на улицу гнев миллионов людей. Но, как и все эти годы, тех, кто готов был выйти на улицу, было слишком мало...
Хотелось ничего не видеть и не слышать вокруг, но в отдел, где работал Каспар, конструкторский отдел гибнущего авиационного КБ, вошел один из сотрудников и начал рассказывать, как он смотрел ЭТО по телевизору. Многие обступили его, и невыносимо было слышать, как об убийстве говорили так, словно это был фейерверк. А потом они стали шумно радоваться тому, что никто не погиб под обломками...
Никто?! И тогда Каспар поднялся.
- Вы... - он задыхался, ему трудно было сдерживать ярость и гнев. - Чему вы радуетесь?! Неужели вы не поняли, что сегодня всех нас опустили, ударили с размаху лицом об стол и с наслаждением возят по кровавой луже?! Чему вы радуетесь?! Что якобы "никто не погиб"?!
- А что, лучше было бы, если б кого-то придавило? - возмущенно ответили ему.
- Как знать, - горько усмехнулся Инженер. - Может, хоть это заставило бы вас задуматься о том, что сегодня на самом деле произошло...
- Так что ж нам теперь, рыдать что ли? - последовал недовольный ответ.
- А вы что, считаете, что тут нечего оплакивать тому, кто понимает, что произошло? Вы и впрямь считаете, что сегодня никто не погиб? А люди, которые отдали свои жизни ради Космоса, те, для кого он был Мечтой и Смыслом их жизни? Разве они не погибли сегодня? А те миллионы, которые еще поплатятся своими жизнями за утрату нами Космоса?...
Но они не хотели слышать. Они берегли свой удобный душевный покой, выставив глухой барьер против беспокоящих слов. И когда по радио передали, что за границей кто-то заявил, что это убийство - крупное достижение инженерно-космической мысли (ведь "никого не придавило!"), которое прибавляет Гросланду авторитет за границей, - они засмеялись: вот, мол, какую чушь он сказал. Они даже не поняли, что этот иностранец просто поиздевался над ними, плюнул в лицо, сказавши: вашими достижениями были Первый Космонавт и первые автоматические станции, ушедшие к Луне, Венере, Марсу, орбитальные станции и невиданные технологии, а теперь ваши "достижения" - утопить за деньги плоды труда миллионов людей. Вот вам, умойтесь!
А они слушали его слова и смеялись...
"Так что ж нам теперь, рыдать что ли?"
За две недели до убийства создававшие "Радугу" люди пикетировали Космический Центр Управления, протестуя против готовящегося убийства. Так выходившие из КЦУ сотрудники полезли в снег и грязь по колено - лишь бы обойти пикет. К чему себя беспокоить? "Не людей - железо топим!"
"Железо"?!
Сто двадцать лет тому назад Революционер, приговоренный к смерти, в последние дни перед казнью разрабатывал схему ракетного корабля. Вместе с "Радугой" его казнили вторично.
А потом Школьный Учитель из провинциального городка, окруженный презрительным смехом обывателей, разрабатывал идеи космических кораблей и орбитальных станций. Он умирал счастливым человеком, видя, что после Великой Революции в Королевстве его Мечту решили сделать явью. Но его убили вместе с "Радугой".
Многие тысячи других - ученых и конструкторов, инженеров и рабочих, для которых Космос был Мечтою и Смыслом Жизни - всех их тоже убили в этот день. И вместе с ними - великий труд миллионов людей.
Первый Космонавт и все погибшие на космодромах и в небе ракетчики, испытатели и космонавты - всех их снова убили в этот день.
И всех тех, кто никогда уже не получит уникальных лекарств, которые можно было изготовить только в невесомости орбитальной станции - их, сегодня еще живых, всех убили в тот день вместе с "Радугой"...
"Так что ж нам теперь, рыдать что ли?!" Матерь Божья, да что же за люди...
Но все же есть и другие.
Когда Каспар пришел домой, позвонил Эдвин. Видавший виды человек, мало склонный к эмоциям. Бывший сержант Стратегических Ракетных Войск, в дни восстания не боявшийся ни рукопашных, ни пуль, летевших в лицо, не плакавший при виде гибели товарищей, - он сказал, что не смог сдержать хлынувших слез, когда увидел этот огненный дождь в черном небе. А его дочь, студентка, и смотреть не стала - не смогла, потому что знала, что разрыдается.
Нет, Каспар не хотел ЭТО видеть. И все же увидел - случайно, когда переключил канал, чтобы не смотреть идиотскую рекламу. Лишь миг он видел это огненный дождь - потому что тут же снова переключил канал, но и этого мига ему хватило, чтобы понять еще одну деталь преступления.
Станция падала прямо перед телекамерами!
Она была исправна и управляема до конца. И сроки убийства переносились с одной единственной целью - чтобы она упала перед телекамерами на ожидающих кораблях, чтобы те, кто заказал и оплатил убийство, могли насладиться его зрелищем. Как наслаждались прямым телерепортажем о расстреле Белого Замка.
Она была исправна и управляема до конца. Иначе не было бы того самолета с мразью, жаждущей зрелища ее убийства - они просто не знали бы, куда надо для этого лететь.
"Слава богу, что никого не убило!". Да ведь эта погань специально запустила это кудахтанье на всех каналах - "Убьет - не убьет?" - чтобы люди думали не о том, что совершают у них на глазах, а о выдуманной пустышке! И даже радовались во время убийства, что "никого не убило". Так ловят на пластмассовых мух глупую рыбу...
Сняв телефонную трубку, Каспар набрал номер...
Аналитик на другом конце провода говорил с трудом - похоже, у него перехватывало горло.
- Да, ты прав, все так и было... Управляемость до конца, минимальное отклонение от расчетной точки в кольце кораблей с телекамерами... и "пластмассовая муха" для идиотов...
- Знаешь, Полкан, тех, кто у нас на глазах раз за разом предает нашу Родину, часто называют иудами. Разве это правильное сравнение? Библейский Иуда раскаялся в содеянном, вернул тридцать серебряников "заказчикам" и повесился. Наши предатели сами ни за что не повесятся. Приговорить их и привести приговор в исполнение можем только мы...
6.
Впереди, справа от железнодорожных путей, показалась небольшая группа домов на пригорке, в окружении желтеющих крон деревьев.
- Слезай, Полкан, - сказал Инженер, и пес, взглянув ему в глаза, спрыгнул на дно платформы и сел у ног пулеметчиков, которые склонились к своим пулеметам.
Каспар поднял к глазам висевший у него на груди полевой бинокль и стал внимательно изучать поселок и подступы к нему со стороны железной дороги.
...Еще один умирающий поселок с ободранными стенами и проседающими крышами. За покосившимися заборами виднелись несколько человеческих фигур. Люди вглядывались в приближающийся, густо дымя, поезд. Склон пригорка, сбегающий от поселка к железнодорожным путям, был пуст. Возле рельсов тоже не было видно ничего подозрительного.
Судя по поведению людей, вряд ли здесь можно было ожидать засады, но Каспар, опустив бинокль, на всякий случай все равно положил руки на маховики наводки пушки, внимательно поглядывая по сторонам. Спины пулеметчиков также были заметно напряжены. На платформе за спиной Инженера начала медленно вращаться башня боевой машины пехоты...
Пригорок с поселком проплывал мимо...
Когда поезд уже миновал его, Инженер снова взглянул в бинокль.
На дороге у крайнего дома он увидел двоих детей, мальчишек лет шести-семи, глядящих вслед поезду. Один из них помахал рукой, и у Каспара защемило сердце: совсем как в былые, добрые времена, когда и в кошмарном сне не мог бы ему привидеться сегодняшний день.
Самая дорогая на свете вещь - глупость, ибо цена расплаты за нее всегда высока. И эти дети, быть может, заплатят не только будущим, но и жизнью своей за глупость старшего поколения. И нет возможности спасти всех...
Как спасать тех, кто сам не хочет спасаться?
Признаки наступающей катастрофы проступали все явственнее. В очередную зиму уже целые края оставались без тепла, воды и света.
Люди бежали из городов на окружающие их дачные участки, где еще можно было выживать возле печек и вырытых колодцев. Те, кто все же оставался в городах, ставили железные печки в своих квартирах, вырубая на дрова для них деревья на улицах и в окрестных перелесках, растапливая на воду снег, который, на их счастье, был достаточно чист - ведь заводы и электростанции стояли.
С гросландского Севера, с великими трудами и жертвами освоенного несколькими поколениями, приходилось эвакуировать людей, потому что на зиму туда не завезли ни продовольствие, ни топливо - у казны "не было денег", а то, что все же выделялось, тоже разворовывали чиновники и "коммерсанты".
Этот обвал, начавшись на окраинах страны, медленно, но верно приближался к ее центральным областям. Уже и в окрестностях столицы были поселки, где люди начали забывать о том, что такое отопление и вообще горячая вода в кране, и электричество там тоже начинало исчезать.
А когда наступила весна, и разлились реки, оказалось, что власти уже не в состоянии отстроить после наводнения даже один небольшой городок...
Находящимся у власти, судя по всему, было не до этого. Если что их и беспокоило, так это как бы им и дальше удерживаться у власти, разворовывая и распродавая то, что все еще сохранялось с былых времен.
Им неплохо помогал Зигзуг со своей "оппозицией", постоянно уводящий людей от активных действий. А для тех, кто мог начать искать какие-то другие пути для Сопротивления и Действия, создавались одна за другой различные ловушки.
То вдруг заявляла о себе какая-нибудь чрррезвычайно рррешительная Ррреволюционная Организация Молодежи - и начинала сбор средств "на вооруженную борьбу". Открыто и почему-то едва ли не под самыми окнами СБГ. Молодые ребята, искренне стремящиеся что-то делать, но не имеющие жизненного опыта, шли на призыв - и оказывались в подвалах СБГ.
То возникала очередная организация "патриотов", вся деятельность которой вскорости сводилась к выяснению, кто является чистокровным гросландцем, а кто нет.
То...
В тот же год Каспару попалась книга "Битва за небеса" некого Макса. Инженер купил ее, потому что предыдущая книга Макса, "Сломанный меч", была о Каспаре и его товарищах - настоящий гимн тем, кто ковал Щит и Меч Гросланда, а также о том, как их предали и продали те, кто разрушил Королевство.
Но, прочитав "Битву", Каспар выругался и написал Максу, что тот либо дурак, либо негодяй на герцогской службе.
"Сломанный меч" оказался лишь приманкой, способом привлечь к автору и его трудам симпатии гросландских Оружейников, тех, кто, организовавшись, мог представлять реальную угрозу для герцогской власти.
Начав "Битву" с новых комплиментов Оружейникам, Макс перешел к идее необходимости создания Ордена Оружейников и Воинов для спасения Гросланда.
Инженер, которому эта мысль самому не давала покоя, поначалу обрадовался, хотя его и насторожило опубликование этой идеи. Такое лучше делать - без рекламы.
Чем дальше он читал, тем больше темнел лицом. Орден, который предлагал Макс, был совсем не таким, как тот, о каком думал сам Каспар.
Да, и здесь, вроде бы, речь шла о служении Гросланду, вот только... И эти "только" вовсе не были пустяками. Из-за них Орден Макса разительно смахивал на Черный Орден, созданный предками Хельма Де Маликорна, который "во имя Хельмгарда" залил кровью половину планеты. Именно этот Орден Макс и приводил постоянно в качестве примера. Даже тогда, когда в этом не было никакой нужды и можно было приводить совсем другие примеры, не черные.
Чего стоил один предлагавшийся Максом принцип комплектования Ордена! Не по готовности к служению Гросланду, ставя его судьбу выше собственной, а по чистоте происхождения и даже отсутствию физических недостатков. Стало быть, если человек готов отдать своей стране все силы, всю жизнь, но при этом не имеет руки, потерянной в бою за Гросланд, или просто имеет слабое зрение - ему не место в Ордене? Что за Орден планировал Макс и те, кто явно стоял за его спиной? Орден Чистокровных Производителей, сверхлюдей, для которых все остальные - скот?
Детей членов Ордена Макс предлагал воспитывать в особых, закрытых военных школах. То есть с детства прививать им комплекс своей избранности, превосходства над всеми остальными. Так, как это было в Черном Ордене, и совсем не так, как считал единственно возможным Каспар, полагавший, что лишь реальные заслуги перед страной могут быть рекомендацией для вступления в Орден.
И в том, что члены Ордена и служащие ему могут богатеть, Макс тоже не усматривал ничего особенного. Как будто мало было в истории примеров того, к чему это приводит.
То есть он сразу же закладывал под свой Орден те же самые мины, которые сгубили уже не один Орден из тех, что знала История, в том числе и тот, который существовал при последней династии в Королевстве.
Книга Макса содержала все признаки технологии "лже-", обычной тактики перехвата опасной для кого-либо идеи. Как только люди начинают ощущать потребность в какой-то конструктивной идее и ее реализации, те, кому эта идея поперек горла, тут же выдвигают лжепророков и лжевождей от имени этой идеи. Их цель - дискредитировать и погубить опасную для них идею, замкнуть на себя энергию и надежды людей и спустить все в песок.
Люди осознали, что стране нужны преобразования, которые сделают ее сильнее, но при этом лишат кормушки тех, кто паразитирует на чужом труде? Так вот вам "великий реформатор" - герцог Гросландский, "борец с привилегиями королевской власти"!
Вы хотите знать подлинную историю своей Родины? Так вот вам лжеисторики, которые возвестят вам "правду", которые провозгласят, что вся история Родины, которую вы знали с детства, это сплошной обман, что не было в ней ни великих героев, ни битв за свободу и независимость! Чтобы не осталось ничего, на что души людей могли бы опереться в трудные времена, чтобы не было примеров, возвышающих сердца и поднимающих людей с колен.
Вы поняли, что власть в стране захватили преступники и хотите их сбросить? Так вот вам Зигзуг, "лидер оппозиции", который сделает все, чтобы все оставалось так, как есть.
Вы поняли, что нечего надеяться на Зигзуга? Так вот вам Ррреволюционная Организация, которая с самого начала будет под полным контролем СБГ!
И вот вам Орден, который не спасет и возродит страну, а обрушит ее во Тьму!
Что ж, противнику нельзя было отказать в умении действовать.
Но еще страшнее было другое. Отношение большинства людей к тому, что происходило вокруг. Даже те, кто, казалось бы, понимал все, что происходит, не хотели ничего предпринимать. Отсутствие общей Цели вело к параличу воли, даже инстинкт самосохранения, казалось, переставал работать.
Большинство окружающих походило на персонажей одной старой кинокомедии, где на приморском курорте отдыхающие, удобно расположившись в шезлонгах, наблюдали за подплывающими к пляжу тиграми, уверяя друг друга, что это "группа в полосатых купальниках". Им слишком хотелось продолжать пребывать в своих удобных шезлонгах в расслабленном состоянии. Может, все как-то само рассосется. Может, это и в самом деле не тигриные шкуры, а новомодные купальники.
Но жизнь отличалась от этой комедии тем, что от "тигров", которые уже выходили на "пляж", почти никто не мог спастись бегством...
7.
Да, "тигры" приближались, и большинство, которому все труднее было лгать самому себе, что все как-то обойдется, смотрело на них, как кролик на подползающего удава.
Другие, те, кому позволяли средства, все чаще поговаривали о том, что из страны надо бежать. Многие из них, правда, понимали, что бежать им особо некуда, поскольку никто нигде не ждет их с распростертыми объятиями. В странах-метрополиях Де Маликорнов, куда им хотелось бы перебраться, и без них хватало соискателей теплых мест. И въехать туда из Гросланда им становилось все труднее - там возводили против них один пограничный барьер за другим, в основном под тем предлогом, что из Гросланда могут приехать одни лишь воры и бандиты, поскольку у честных людей на такой переезд просто нет денег.
И надо сказать, что мнение это было не далеко от истины - многие из гросландских эмигрантов покрыли себя там такой "славой", что "гросландская мафия" стала вскоре одним из главных персонажей тамошних боевиков.
Впрочем, наиболее богатых "соискателей рая" Де Маликорны все же впускали вместе с их деньгами. Резон был прост: поскольку все эти деньги были нажиты незаконными путями, их хозяев можно было в любой момент упрятать в тюрьму, а деньгами их пополнить свою собственную казну.
Так или иначе, очереди за визами перед демаликорновскими посольствами в столице Гросланда росли.
Однако большинство жителей страны понимало, что бежать им некуда.
Самые активные пытались еще строить какие-то проекты спасения известными им со школы политическими методами, но все эти проекты рассыпались в прах при первом же соприкосновении с реальностью, чаще всего вырождаясь в еще одну группу любителей поговорить о судьбах страны в узком кругу единомышленников. "Политика" явно не получалась...
- Ничего удивительного, - говорил по этому поводу Ломас, Аналитик. - Вся классическая политика строится на наличии партий, которые выражают интересы каких-то достаточно мощных групп людей, или классов. А что у нас в Гросланде с этими самыми "классами"?
Нам говорят, что тут "создается капитализм". А что такое капитализм по большому счету? Это способ производства. В таком случае должны быть капиталисты, которые занимаются этим самым производством, его развитием и совершенствованием. Ворюга, обманным путем присвоивший не им построенный завод и выжимающий этот завод, как лимон, ничего не ремонтируя и зачастую не платя рабочим за труд - это не капиталист, ребята. Он производство гробит, а не развивает. Нет, есть, разумеется, некоторое количество исключений - те, кто и в самом деле пытается что-то создавать, но погоду, к сожалению, делают другие.
И какой они "класс"? Живут как пауки в банке, по правилам уголовников. Класс же предполагает наличие неких общих интересов и правил поведения, далеких от уголовных.
А рабочие, которые терпят таких "хозяев", вслед за ними разворовывая с заводов все что можно, и травясь насмерть скверной водкой, живя по принципу "день прошел - и бог с ним" - это вам не классический рабочий класс.
И тут, конечно, тоже есть исключения - рабочие, которые еще не забыли о том, кто они такие, но не они, увы, составляют подавляющее большинство. Что делают рабочие городов, умирающих вокруг остановившихся заводов? Организуются и пытаются наладить жизнь, спасение общими усилиями? Нет, абсолютное большинство думает лишь о том, как им выжить по принципу "каждый сам за себя"...
Каспар, слушая Ломаса, вспомнил Базиля, наладчика на большом столичном автозаводе. Вместе с десятком товарищей, таких же решительных, как и он сам, Базиль не один год пытался поднять тысячи рабочих своего завода на борьбу за их права. Но его не хотели слушать. Вместо того чтобы бороться, они предпочитали прятаться от проблем в стаканах дешевой водки...
А его, Каспара, завод? В дни восстания лишь пятеро из пяти тысяч, работавших на заводе, пошли к Белому Замку. Все пятеро были инженерами. А три тысячи рабочих остались...
В том взводе, в составе которого Каспар участвовал в обороне Белого Замка, лишь трое были рабочими, да и то двое из них - бывшие инженеры, пошедшие в рабочие, чтобы не умереть с голоду. Все остальные были инженеры, ученые и студенты...
А недавно рядом с ним на заводе один из рабочих, возмущаясь тем, что происходит в стране, воскликнул: "Да неужели ж никто не вернет нам то, что мы имели?!" Кто-то - видимо, опять Каспар с Эдвином и Вальтером - снова должен бороться за его права, а сам он, как в дни восстания, будет сидеть, сложа руки, и ждать, когда другие все сделают за него и для него.
Да, вот тебе и "самый передовой класс"... Горько все это.
- Какие же при таких "классах" могут быть партии? - продолжал Аналитик. - Вот и имеем то, что имеем.
И вообще, настоящая партия - это всегда Большой Проект. А что предлагают наши "партийные лидеры"? Одни - "сделать все как там", то есть как у Де Маликорнов. Что здесь практически все условия другие, начиная с климата и кончая традициями, они в голову не берут. И "как там" - это не свой Проект, это присоединение к чужому, да еще на правах бедного родственника, которого богатая родня вовсе не жаждет видеть за столом, да и родней, по большому счету, не считает.
Другие предлагают "снова сделать все так, как было раньше". Но ведь вся история учит, - разумеется, тех, кто хочет учиться, - что полной реставрации никогда не бывает. Это во-первых. А во-вторых, это тоже по большому счету не Проект. Что значит, - все, как было раньше? Воссоздать ту же структуру, дефекты которой и привели к той катастрофе, что мы имеем? Чтобы запустить еще раз все по тому же кругу? Чего таким способом можно добиться - так это окончательной дискредитации идеи, которой якобы желают победы.
И добро бы только Проекта не было! Нет даже желания всерьез заняться его разработкой. Это ведь требует детального анализа всего прошлого страны, выяснения того, что удалось, и что не удалось, и почему не удалось, и что именно привело страну к катастрофе. Этого анализа наши "политики" боятся, как черт ладана - слишком много может всплыть неприглядного о них самих.
Пригласили меня как-то раз наши "реформаторы" на заседание комитета своих мудрецов по "проблемам переходного периода". Как дошла до меня очередь, я и говорю:
- Прежде, чем обсуждать проблемы переходного периода, давайте разберемся, от чего и к чему мы переходим.
Все, больше они меня туда не приглашали!
Недавно, правда, на другое заседание пригласили - поговорить об успехах в "модернизации страны". Желаем, говорят, ваше мнение послушать о модернизации.
- Вы о чем? - говорю я им. - Какая модернизация? Раньше самолетами любой мог летать, а сегодня - один из десяти в лучшем случае. На очереди - поезда и почта. Чуть не полстраны уже без воды и электричества. Какая ж это "модернизация"? Это ж, ребята, регресс!
Что тут сделалось - батюшки! Вскочили, кричат, руками машут. Им за здравие хотелось, а я - нате вам! - за упокой. Этакое с моей стороны неуважение и хамство. И от злости брякнули они лишнее. Один кричит:
- Это все потому у нас вкривь и вкось выходит, что страна у нас ресурс для модернизации исчерпала!
Остальные тоже шумят: да, да, совсем, понимаешь, никудышная страна им попалась.
- Оррригинально! - говорю я тогда. - Так чего ж вы тогда пятнадцать лет нам про эту самую модернизацию толкуете?
Надулись они обиженно, и тут у одного из них рот возьми да и откройся:
- Мы имели в виду не модернизацию страны, а модернизацию элиты!
То есть себя, любимых. А что такое для них "модернизация элиты"? Это чтобы не на гросландских курортах отдыхать, а на французских. Чтобы деньги наворованные не в кубышке хранить, боясь прокурора, а в швейцарском банке. И чтоб дача не здесь за городом, а не менее как на Канарах. Вот и вся их "модернизация". Страна для них - лишь расходный материал, чтоб самим пороскошней устроиться. Какая тут "правящая партия", какой "проект"? Была бы севрюжина с хреном, да шампанское, чтобы девиц купать!
Каспар, когда выслушал эту историю, вспомнил, как в разгар всех этих потрясений одного из священников - не из тех, что лижут руки герцогской власти, а из тех, что остались с народом - спросили:
- Отче, в Священном Писании сказано, что всякая власть - от Бога, и потому ее должно терпеть. Неужто и нынешняя наша власть - от Бога и надо нам терпеть ее?
- А власть ли это? - ответил священник. - Власть имеет обязанность заботиться о стране и народе. А наши правители заботятся лишь о себе, боль и нужды страны и народа им чужды. Значит, это не власть, это анти-власть, а она - не от Бога, и нет у нас перед ней священного долга повиновения.
Да, все меньше оставалось тех, кто возлагал надежды на гросландских "политиков".
Другие, которых было немало, продолжали надеяться на офицеров армии и СБГ. Ну должны же они в конце концов озаботиться судьбой страны, создать могучее движение во главе с каким-нибудь генералом или, на худой конец, полковником, взять власть и всех спасти!
Офицеры, однако, никаких могучих движений не создавали.
Одни, сражаясь в Игере, скрипели зубами по поводу изменников, засевших в столице, но никому из них и в голову не приходило обратить против этих изменников свое оружие. Как и подавляющее большинство штатских, они полагали, что достаточно "честно делать свое дело", а об остальном должны заботиться "политики".
Другие, сидя вдалеке от войны, либо тихо спивались, либо стрелялись от безысходности, но тоже не думали о том, чтобы выйти из казарм и сказать свое слово.
Третьи просто решили, что надо и в эти времена "уметь жить", и занимались разворовыванием и продажей военного имущества. Именно такие "защитники отечества" и продавали оружие и боеприпасы игерским бандитам.
Это были уже не Солдаты, ведь Солдат - это тот, для кого превыше всего его Долг перед Родиной. Их нельзя было даже назвать военными, потому что, как сказал один гросландский классик, "военные люди защищают Отечество", а этим было уже наплевать на Отечество. Это были "военнослужащие"...
Нельзя, конечно, сказать, что все гросландские офицеры поголовно не хотели думать о том, что происходит со страной. При старом герцоге Гросландском среди них нашлись и те, кто пришел защищать Белый Замок, и те, кто через несколько лет после поражения восстания создал организацию "В защиту армии", во главе которой стоял генерал, прославившийся своим талантом и мужеством в первой игерской войне.
История этой организации оказалась трагичной. По-видимому, в ее создании принимала участие герцогская СБГ, строя еще одну ловушку для тех, кто стремился хоть что-то сделать для спасения страны. Однако туда вскоре собралось столько честных людей, всей душой стремившихся к этой цели - спасти страну, - что организация начала выходить из-под контроля службы безопасности. И генерал, возглавлявший ее, был убит ночью в собственной постели. Никто в Гросланде не поверил словам герцогского прокурора, что это сделала жена генерала после семейной ссоры, но дело было сделано - организация обезглавлена и парализована. Потому что замены убитому так и не нашлось...
Таким образом, и на военных надеяться не приходилось.
Чему тут удивляться? В любой стране армия - часть общества и неизбежно болеет всем теми болезнями, что и оно. Особенно армия, которая слишком долго не воевала. Такая армия всегда рискует из армии для Отечества превратиться в армию для себя. Потому что среди генералов и офицеров, никогда не воевавших, слишком многие склонны забывать, за что их страна платит им жалование в мирное время. А платит она им за постоянную, ежеминутную готовность вступить в бой и, если потребуется, отдать свои жизни, защищая страну. Платит за служение.
В каждом пчелином рое есть трутни, которые сами не собирают мед, но рабочие пчелы их кормят. Долгое время трутни были синонимом паразита, живущего за счет чужого труда. Пока не выяснилось, за что же рабочие пчелы кормят трутней.
Когда рой меняет место жительства, на перелете его всегда атакуют стаи птиц, для которых рой - это много пищи. Так вот трутни в рое летят, окружая завесой своих тел матку, продолжательницу пчелиного рода. Они гибнут на перелетах сотнями, защищая будущее своего роя. Они - солдаты. За это их кормят, за беспрекословную готовность умереть, спасая рой, и ни за что другое.
С армией - то же самое. И если она забывает о том, что ее долг - жертвенное служение, то вырождается в касту, озабоченную лишь собственным благополучием. А в годы таких катастроф, как та, что постигла Гросланд - армия, забывшая о долге служения, может превратиться просто в хорошо вооруженную банду, одну из многих в стране, да еще и сильнейшую из-за хорошей организации, выучки и обилия вооружения. Если с гросландской армией такое все еще не произошло, то лишь потому, что ей в последние годы все же пришлось немало воевать, и комплектовалась она все еще через всеобщую воинскую повинность, а не наемниками, хотя "великие реформаторы" на всех углах уже не первый год трубили, что наемная армия - лучшая из всех. Конечно, таким, как они, наемная армия казалась самой лучшей - ведь именно за деньги изменившие присяге офицеры расстреливали Белый Замок и его защитников. Не зря же тогда в народе сложили песню:
"Гвардейцы", что родную мать
Легко готовые продать
За водку, шмотки,
Сникерс, баксы и награды!
Что ж, при таких "военных" даже к лучшему, пожалуй, что они не выходят из казарм, чтобы скинуть преступную власть. Ибо что они принесут стране, если сами ничем не лучше?
Была у некоторых еще одна "последняя надежда" - Церковь, которой сам ее статус вроде бы предписывал быть духовной, нравственной опорой для народа.
Но и эта надежда была тщетной. Еще в самом начале всех этих герцогских "преобразований" священник, депутат королевского парламента, беседовал с журналистом и в ответ на его слова, что люди надеются, что Церковь поможет нравственному возрождению страны, ответил, что надежда эта напрасна, ибо и Церковь больна тем же, что и все общество, в котором она находится.
И жизнь, к сожалению, быстро подтвердила его правоту - гросландская Церковь, вместо того, чтобы защищать многовековые духовные устои народа, целовала руки герцогской власти, какие бы преступления против народа та ни творила.
В дни восстания Патриарх поклялся предать анафеме тех, кто первым прольет кровь. Что ж, восставшие не убили ни одного солдата, ни одного полицейского. А герцог Гросландский и его люди пролили реки их крови, но Патриарх не предал их анафеме, нарушив собственную клятву, и не сказал ни слова в защиту тех, кого расстреливали. Лишь простые священники, бывшие с восставшими на баррикадах, возвысили свой голос в защиту невинных, но их голоса не достигли патриарших ушей. И каждый год в дни больших церковных праздников можно было видеть, как Патриарх благословляет в церкви преступников, чьи руки по локоть в крови лучших сынов и дочерей Гросланда. Как поется в той же песне,
Нам вновь покажут средь свечей
На Пасху в храме палачей...
Ко всему прочему, Церковь занялась торговлей табаком и водкой. Иерарха, который этим вполне официально занимался, в народе так и прозвали: Митрополит Табачный и Водочный. Словно Христос и не изгонял торгующих из храма. И что на фоне таких дел то, что иерархи Церкви временами произносили правильные слова?...
Так что же оставалось?
С этим вопросом Каспар обратился к Аналитику.
- Политическими методами здесь, к сожалению, уже ничего не решить, - ответил тот. - Потому что мы давно уже имеем дело не с контрреволюцией. Это - регресс. Степень деградации в обществе такова, что революции и перевороты сейчас не приведут ни к чему - все будет как брошенный в болото камень.
Мы, конечно, до последнего будем пытаться хоть что-то здесь организовать, но чертовски трудно спасать тех, кто сам не желает спасаться.
Да, что ни говори, а противник провел тут блестящую операцию. Что стало с людьми!
В головах у большинства словно отключились даже самые элементарные представления о Добре и Зле. Слышал, что произошло в нынешнюю годовщину начала Великой Войны в Северной Столице Гросланда?
- Опять убили кого-то из "элиты"?
- Хуже. В этот день в городе, который во время Великой Войны выдержал два с половиной года осады, в которой от голода и хельмгардских бомб и снарядов погиб миллион человек, тамошние киношники вручили почетную премию "за заслуги в развитии кинематографа" придворному кинооператору Великого Магистра хельмгардского Черного Ордена, того самого, что осаждал город. В таком городе, в такой день! И что же? А ничего! Никто не вышел протестовать на улицы. Только пара газетных статей с осуждением, на которые мало кто обратил внимание...
При таком состоянии голов требуются уже не политические, а контррегрессивные меры. А это совсем другое.
- Поясни...
- Когда Римская Империя пала под ударами варваров, ее военное поражение было лишь следствием ее внутреннего упадка и нравственного разложения. Что были способны создавать и защищать те, кто требовал лишь хлеба и зрелищ? Когда все - от первого патриция до последнего плебея - начинают жить только этим, любой Империи приходит конец.
- Нас учили, что все империи неизбежно разрушаются...
- Да, - усмехнулся Ломас. - Особенно усердно этому учили, когда готовили разрушение Королевства. Это империя, а все империи рушатся, следовательно, разрушение Королевства - дело естественное, и нечего брыкаться!
А между тем Срединная Империя, как и Империя Восходящего Солнца, и не думают рушиться.
Что такое империя? Многонациональная, как правило, страна, соединенная какой-либо общей для всех Идеей. Средневековую Священную Римскую Империю объединяло христианство - и она раскололась в результате Реформации, когда появились протестанты. И была Тридцатилетняя война между ними и католиками, в ходе которой в Хельмгарде, например, погибли две трети населения...
Вспомним, ведь и в нашем Королевстве была объединяющая всех, независимо от национальности, Идея, Общее Дело. И Цель, которой это Дело служило. Убрали Цель, объявили ложью Идею - и Королевство разрушилось.
Не "само", а потому что так захотелось тем, кто считал себя элитой страны. Рим рухнул потому, что его элита вместо служения Риму стала служить лишь себе самой. То же стало и с нашим Королевством, и именно это происходит сегодня с Гросландом и другими осколками Королевства.
Элита... Единственная подлинная элита та, чья цель - служение стране. Если же элитой объявляют себя те, кто оказался у власти по наследству, и полагает, что власть - всего лишь большая кормушка для них, не то что империя - любая страна рухнет в прах. Как рухнул Рим.
- Так что же нам остается?...
- Когда рухнул Рим, настали Темные Века, столетия Варварства. Хранителем Культуры и человечности стало Христианство, ушедшее в катакомбы. И настал день, когда оно вновь вышло на свет, на отчаявшуюся землю, где уже просто невозможно было построить дом и посеять огород - потому что тут же приходили бандиты и отбирали все. И людям, которым казалось, что им остается только всю жизнь бежать, спасаясь от кого-то, было сказано: остановитесь! И жизнь начала медленно возрождаться, лепясь к укрепленным стенам монастырей.
Сегодня надвигается новое варварство, куда страшнее того, ибо в те времена не было ни такой зависимости людей от техники, ни такого оружия, как сегодня. Сегодняшнее падение будет много глубже того и много дороже в человеческих жизнях...
- И в какие катакомбы отступать нам? - спросил Каспар. - В какие монастыри? И вообще - ты это серьезно?
- К сожалению, вполне. Если честно, то я давно уже подумываю о том, кого именно собрать, где взять оружие и куда с ним уйти, когда это станет неизбежно. И думаю, что время готовиться всерьез уже наступает.
- Хранители... - негромко промолвил Каспар.
- Да, Хранители.
- На меня можешь рассчитывать. Я инженер и к тому же неплохо стреляю...
- Я помню.
- И я не намерен сдаваться. И я, и мои друзья.
- Да, люди понадобятся. Много людей. Кто знает, на сколько лет наступает Тьма? Малая коммуна, как показала история, не сможет просуществовать слишком долго. Нужны тысячи людей и соответствующая база.
- М-да... - задумчиво протянул Инженер. - Пожалуй, понадобятся люди всех основных профессий, специалисты по всем наукам... Плюс универсальная библиотека, и не только электронная, но и обычная - кто знает, всегда ли удастся иметь электричество? Вообще о производственной базе тоже надо подумать сразу. И энергетика, и продовольствие. И оборона тоже...
- Да, проблем у нас будет выше крыши. Задача на несколько порядков сложнее, чем после падения Рима.
Каспар задумался.
Да, какой уж тут монастырь. Тут нужен автономный город сродни греческим полисам, только на компьютерном уровне. Такое быстро не создать, а времени, похоже, остается мало...
Хотя... Зачем создавать то, что уже создано?
И Каспар, взглянув в глаза Ломасу, сказал:
- Атомная Крепость!
- А что? Это, пожалуй, нам подойдет...
- Да. Эти лаборатории и заводы, производящие ядерное оружие, строили, как совершенно автономный город. Производственные цеха укрыты в таких штольнях, что даже атомные бомбы там не страшны. Масса универсального и специализированного оборудования, запасы всевозможного сырья, самые совершенные компьютеры. И - собственные ядерные реакторы с возможностью восполнения запасов топлива.
- Плюс сельскохозяйственная зона для самообеспечения продовольствием...
- Плюс дивизия стратегических ракет на примыкающем плато! - добавил Инженер.
Аналитик усмехнулся.
- А что? - усмехнулся в ответ Каспар. - На такие дивизии дураков командирами не ставили. Думаю, если все рухнет, он предпочтет остаться с нами и жить по-человечески, нежели закончить свои дни одетым в шкуры и занимаясь собирательством кореньев. А что касается ракет... У нас, конечно, нет ключей и кодов запуска, но я ни за что не поверю, что грамотные инженеры не смогут доработать в упрощенном виде блоки управления. Задача у ракетчиков будет единственная - отбивать у Де Маликорнов желание мешать нам жить.
Кстати, там должны быть и зенитные дивизионы прикрытия стартовых позиций - они нам тоже не помешают. Флот там, слава богу, не потребуется, без военно-воздушных сил тоже придется обойтись, ну а сухопутные войска... Тоже что-нибудь придумаем.
- И почему ты только не министр обороны, - улыбнулся Ломас.
- Сам удивляюсь. Кстати, неподалеку от Крепости - крупная гидроэлектростанция, дающая ток в соседние города, где есть металлургические и военные заводы. Быть может, какое-то время нам удастся удерживать и эти города. Пока не износятся гидравлические турбины...
- Что ж, это было бы неплохо. Знать бы, в каком там все состоянии... Ладно, разберемся. А пока займемся отбором людей.
Да, вот что еще. В столице надо будет оставить оперативную группу со средствами связи. Разведчиков, обученных выживанию в полевых условиях, и группу грамотных управленцев и специалистов по системам жизнеобеспечения города. Надо будет оставить им необходимые запасы и отыскать электрогенераторы с ножным приводом - для радиостанции. Будем поддерживать связь. Кто знает, как повернутся дела? Может быть, им удастся что-то сделать. И тогда мы вернемся...
- Есть еще одна проблема, - сказал Каспар. - Приготовления потребуют денег. Особенно переброска людей и багажа в Крепость - ведь путь туда не близкий. Понадобится транспорт и много чего еще...
- Финансы я попробую взять на себя, - задумчиво проговорил Аналитик. - Во-первых, мы тут сами кое-что зарабатываем, а во-вторых... Есть у меня один бывший однокашник, Консейль. Парень выбился в крупные бизнесмены, но, похоже, уже понял, что счастье не только не в деньгах, но даже и не в их количестве. Надо будет с ним поговорить...
8.
Ломас встретил приехавшего по его приглашению Консейля в своем кабинете, три стены которого от пола до потолка занимали стеллажи с книгами.
Консейль был крупный, спортивного сложения мужчина с резкими чертами волевого лица и начинающими седеть темными волосами. Его безупречный темный костюм дорогой фирмы говорил о том, что дела его владельца идут неплохо. Однако на лице Консейля словно лежала невидимая тень, и в глубине глаз читалось отнюдь не довольство. Там была печаль.
Обменявшись приветствиями с хозяином кабинета, Консейль уселся в глубокое кресло рядом с рабочим столом Аналитика, на котором светился экран монитора компьютера.
- Как идет дело? - поинтересовался Ломас, включая электрический кофейник.
- Дело? Дело... Знаешь, я решил послать все к чертовой матери...
- Что так?
- А то ты не знаешь. Мало того, что шагу нельзя ступить без того, чтобы не дать взятку герцогским чиновникам, так еще и "свои" хуже всякого врага. Из тех, с кем я имел дело, двоих взорвали вместе с автомобилями, а третьего вчера пристрелили возле его собственного особняка.
Нет, с меня хватит этой "деловой жизни". Для чего мне такие деньги, Ломас? Для оплаты собственных похорон? И чего мне ждать? Что какие-нибудь бандиты возьмут в заложники мою жену и дочь и начнут присылать мне их отрезанные пальцы, требуя выкуп?
- А помнишь, как ты говорил, что тот, кто не рискует, тот не пьет шампанское? - печально улыбнулся Аналитик.
- Помню. Только, знаешь ли, есть и вторая часть этой "мудрости": а тот, кто рискует, тот часто и вовсе не обедает. Да и вообще - рисковать жизнью ради того, чтобы пить шампанское? Да ведь это же бред. Благодарю! Прошли те времена, когда я мог позволить себе быть таким идиотом. Ты, конечно, можешь мне не верить, но когда мы вместе с тобой учились в институте, и пили не шампанское, а кефир, играли в волейбол...
- Ходили на байдарках...
- Да, и ходили на байдарках - я был куда счастливее, чем сегодня. Нет, дружище, с меня хватит, я выхожу из игры.
Кофейник вскипел. Ломас достал чашки и разлил кофе.
- А если я попрошу тебя пока что остаться в игре? - спросил он, опускаясь в кресло и внимательно глядя в лицо Консейля. - И если и рисковать, то не ради шампанского?
- Ты? - рука Консейля, потянувшаяся к чашке, застыла в воздухе. - Ты?...
- Да, я. Ведь я пригласил тебя не ради одного лишь кофе и воспоминаний о байдарках. Выслушай меня, а потом решай сам...
И Аналитик начал рассказ о надвигающейся на страну катастрофе и плане отступления в Атомную Крепость.
- Утопия... - промолвил Консейль, выслушав изложенный Ломасом план.
- Утопия, - кивнул Аналитик.
- Все Утопии рушатся, - печально усмехнулся Консейль.
- Ты еще помнишь институтский курс общественных наук, - усмехнулся Ломас. - Жаль только, что нас учили плохие профессора. На месте Де Маликорнов я бы их почти всех поголовно наградил какими-нибудь крестами "за боевые заслуги" - за содействие разрушению страны методом дискредитации объединяющей ее Идеи.
Они учили нас, что Утопия - это некое идеальное общество, которое невозможно в жизни. Однако понятие Утопии много шире.
Это вовсе не одни только праздные мечтания о неком идеальном мире. Утопия переводится с греческого как "место, которого нет". Но что значит - "нет"? "Нет" - здесь и сейчас. То есть Утопия - это то, что в данный момент вне данного пространства. Но ведь для нас, сегодняшних, и Завтра - вне данного пространства. Завтра сегодня - Утопия. Но придет завтрашний день и эта Утопия станет реальностью.
И разве мало Утопий в Истории реализовалось?
Утопией, по большому счету, был и средневековый город, который, выгораживая себя городскими стенами из пространства феодального землевладения, жил уже по несколько иным законам.
А великие географические открытия? Флорида, Бразилия, Антильские острова - все это имена из мифов тех времен о неких блаженных островах, рае на земле. Те, кто пересекал на каравеллах Атлантику, искали не только золото и пряности, они искали Утопию - то, чего не было там, откуда они плыли.
Нас учили идеологии. Идеология - это о власти и политической борьбе. А Утопия - это о новом, ином, более справедливом укладе, бытии - Инобытии. Утопия - вовсе не то, что всегда рушится. Многие Утопии стали реальностью, когда Великие Революции создавали Новые Уклады, Новую Жизнь.
Кроме того, Утопия всегда противостояла Регрессу. Утопией была катакомбная христианская церковь среди варварства Темных Веков. Утопией были и являются многие монастыри, коммуны. И гигантские транснациональные корпорации в сегодняшнем мире - тоже Утопии в том смысле, что существуют уже сплошь и рядом вне правового пространства государств.
Сегодняшнему регрессу в Гросланде по сути можно противопоставить лишь Утопию в сочетании с Технологиями, поскольку все, что относится к политике и политической борьбе, доведено здесь до полного маразма.
И знаешь ли ты, за что был недавно жестоко наказан Гейтс, глава крупнейшей компьютерной корпорации Де Маликорнов, которому изрядно "укоротили руки"? Не за то, что он стал слишком богат или слишком монополист в своем деле. Нет. Это парень построил подземный замок, собрал туда кучу сокровищ мировой культуры и начал набирать умных людей, чтобы вместе создать некий Новый Синтез - новую ступень Культуры человечества. Это была уже чистейшая Утопия, грандиозный Новый Проект - то есть самая страшная из всех возможных угроз нынешним хозяевам мира. И Гейтсу "дали понять". Вот так. Вот тебе и Утопия!
Интересно, не правда ли? Знать бы, ЧТО он задумывал!...
- Здорово же они испугались, - задумчиво промолвил Консейль.
- Ну, это понятно, - усмехнулся Аналитик. - Вспомни недавнюю драку за один из гросландских телеканалов. Скандал был учинен на весь мир. Спрашивается, почему? Да потому что это один из боев давно уже идущей настоящей мировой войны за средства массовой информации. Владеть ими - значит владеть умами большинства людей. Посмотри на наших обывателей, ведь то, что не показывает телевизор, для них словно вовсе не существует.
Так что война идет самая серьезная.
В этой войне есть Хозяева, а есть "оружейники" - те, кто создает Технологии, в том числе и для войны, в первую очередь - информационные. "Оружейники" эти - Высший Созидательный Ресурс общества. И всегда есть опасность, что они, опираясь на свое Знание, могут захватить власть. Хозяева предотвращают это, деля "оружейников" на техников и гуманитариев - тогда можно морочить головы каждой из половин, пользуясь однобокостью ее знаний. Особенно это пригодится, если война закончится тем, что на планете останется лишь один Хозяин. Тогда он просто отделается от "оружейников" - за ненадобностью.
Так что Гейтс, один из их главных "оружейников", со своим Новым Проектом оказался страшнее любой вражеской армии.
Да, уж за такими-то вещами следят. Тут недавно второй раз показывали американский сериал "Робокоп". О том, как могучая Компания Высоких Технологий решила ввести полную компьютерную автоматизацию всей жизни в Дельта-Сити - так, что людям не надо будет вообще ни о чем думать - компьютер возьмет все это на себя. Тоже, между прочим, Утопия, которую намерились реализовать.
По телевидению ведут грандиозный накат на жителей, внушая им, что все это будет просто счастье - ни о чем не думать. "Наконец-то мы отдохнем!" Кстати, любимая фраза всех наших идиотов.
В финале все это кончается хорошенькой катастрофой и ведущий развлекательного теле-шоу, глядя с экрана на зрителей, говорит:
- Вы все еще здесь? Какого черта? Неужели вы до сих пор не поняли, что за все эти годы я не сказал вам ничего умного? Что телевизор - лишь средство промывать вам мозги? Выключите его и выйдите на улицу. Сделайте что-нибудь полезное вместе с соседями! Подумайте в первый раз в жизни о чем-нибудь! Не надо решать разом все мировые проблемы, но хоть одну маленькую - вы в состоянии обдумать и решить! Прочтите, на худой коней, книжку!
Ну так вот, при втором показе сериала это вырезали с корнем! И следа не оставили! А то вдруг и впрямь хоть один человек хоть о чем-то задумается! Тем более, что нечто подобное тут уже случилось, когда сгорела Звонница и в городе пару дней не работало телевидение. Помнишь, как его чинили со скоростью поросячьего визга - дабы число задумавшихся не успело дойти до опасного уровня.
Консейль молча усмехнулся - еще бы не помнить такое. Поставив на стол опустевшую чашку, он откинулся в кресле.
- Так что Утопия в наши дни - вещь более чем серьезная, - продолжал Ломас. - И не только для Гросланда. Похоже, что человечество снова подошло к тому, что называют порогом Питерса - когда возможности техники начинают превосходить умственные и нравственные возможности тех, кто этой техникой обладает. В былые времена такие кризисы разрешались мировыми войнами...
- У нас не денег не хватает, у нас ума не хватает, - голосом Кота Матроскина сказал Консейль.
- Вот именно. Но есть и те, про кого этого не скажешь. У Де Маликорнов хватает тех, кто понимает, что со старыми лозунгами всеобщего прогресса, под которым у них понимают одно лишь потребление, они вскоре окажутся не просто в тупике, а погубят всю планету, сожрав все ресурсы и обратив их в мусор, в котором и утонут, если только раньше не задохнутся в отравленном воздухе.
Из создавшегося положения есть два выхода. Первый - продолжать развитие всего человечества, но не ставя при этом целью неуклонный рост уровня потребления. Развитие - это вообще другое. Потребление тогда придется ограничить, и в первую очередь - у самих Де Маликорнов. Но это создает для них две проблемы. Во-первых, их подданные приучены к тому, что потребление всегда должно нарастать, а новые товары постоянно сменять "устаревшие". А во-вторых, вся деятельность тамошних корпораций, нацеленная, прежде всего, на получение прибыли, строится именно на постоянном росте потребления и обновлении товаров. Отказаться от такого образа жизни просто выше их сил.
Тогда у них есть другой выход. Продолжать рост потребления и развитие вообще лишь в их странах-метрополиях, а все прочее человечество сбросить вниз, на уровень века этак девятнадцатого. В принципе, это старая хельмгардская идея - "золотой миллиард" сверчеловеков над океаном покорных дикарей, и никакого Христа.
Способов для этого достаточно. От разорения местной промышленности путем торговых войн до бомбардировок и оккупации, от обрушения финансов с помощью биржевых спекуляций до "борьбы за экологию". Ну зачем, в самом деле, этим туземцам собственные заводы? Они ведь так вредны для природы! "Не вредны" оказываются лишь заводы Де Маликорнов, самые грязные из которых они как раз предпочитают иметь на территории других стран. Пусть на них губят свое здоровье тамошние туземцы. За это им пришлют лучшую в мире жвачку!
Мы для них просто туземцы, Консейль!
Помнишь, под каким прикрытием сюда открыто наезжали раньше их разведчики? Кто выдавал себя за бизнесмена, кто за журналиста, а теперь они почти сплошь - антропологи!
- Туземцев надо изучать... - горько усмехнулся Консейль.
- Именно так.
Послушай, Консейль! У тебя есть дочь. В каком мире ты хотел бы, чтобы она жила? Среди дичающих туземцев, дерущихся за последний кусок хлеба, или среди тех, кто решил остаться людьми и попытаться спасти все, что можно? Или ты просто думаешь бежать отсюда?
- Бежать? - лицо Консейля стало жестким.
Куда и зачем ему бежать? Кто и где ждет его и его семью? И что там делать, если бежать? Снова "делать деньги" - чтобы "пить шампанское"?...
Этот бизнес, которым он занимался... Поначалу это казалось ему прекрасной возможностью проявить все, на что он способен. И к тому же интереснейшим Приключением.
Но потом... Нет, это дело вовсе не требовало всего, на что он был способен, как человек. Более того, многое, что он считал в себе лучшим, там было вовсе ненужным. Быть человеком там нередко оказывалось вредно и даже небезопасно. И ради чего тогда Приключение? Ради шампанского? Но ведь это же просто глупо, если вдуматься...
- Я тебе шампанское не обещаю, - сказал Ломас, словно прочитав его мысли. - Обещаю много тяжелой, но чертовски интересной работы. И возможность чувствовать себя человеком, а не свиньей под дубом вековым. Даже если мы погибнем, то не за шампанское, а в бою за то единственное, что дает человеку бессмертие - право быть Творцом.
- Ты щедр, как Бог! - рассмеялся Консейль. - Бессмертие? Это интереснее, чем какое-то там шампанское! Как говорят наши идиоты, "однова живем"! Но какие из этого выводы?
- Какие? - улыбнулся Ломас.
- Не меняй бессмертие на шампанское! Может быть, у нас ничего и не выйдет. Но это все равно лучше, чем то, что сейчас, и то, что надвигается. Я согласен. Какие предвидятся расходы?...
9.
Ломас со своими людьми и Каспар с друзьями занялись поиском тех, кто должен был уходить вместе с ними в Атомную Крепость.
Для начала составили список наук и профессий. Потом стали вписывать в разделы это списка известные им имена. Разумеется, при этом пустых строк оказалось много больше, чем заполненных - ведь невозможно было знать всех.
- Не беда, - сказал Каспар. - Начнем вести поиск методом "пирамиды". Каждый, кого мы найдем, может знать кого-то еще, и так далее. Кроме того, есть же адреса научных институтов и заводов, есть журналы с научными публикациями, есть книги...
Они приступили к поискам.
Ломас был нефтяником по образованию, кроме того, он и его сотрудники в последние годы имели дело с очень многими людьми, которые, подобно Каспару, приходили к Аналитику, ища ответ на вопрос, что же делать дальше в рушащейся стране. Поэтому Ломас со своими людьми повел поиск в самом широком секторе.
Тем временем друг Каспара, Эдвин, собирал социологов, историков и психологов. Оружейник Вальтер отбирал своих коллег на оружейных заводах.
А Каспар занялся теми, кто, как и он, работал в авиации, и смежных с ней отраслях.
Поиски были занятием кропотливым и одновременно увлекательным, и горьким, и радостным в одно и то же время.
Невыносимо горько было видеть, какую великую науку и технику, какие прекрасные заводы и институты уничтожали мерзавцы, дорвавшиеся до власти с единственной целью набить себе карманы и удобно пить шампанское на заграничных курортах.
Зрелище безлюдных пролетов огромных сборочных цехов, пустеющие лаборатории, из которых уходили голодные ученые, причем многие - на службу к Де Маликорнам, доводило Каспара до такого состояния, что хотелось не искать кого-то из уцелевших, а взять пулемет и на расплав ствола стрелять по ничтожествам, погубившим великую страну.
Но было и радостное. Каждый из тех, кто не бросил свой завод, свою лабораторию в годы, когда многие ради куска хлеба уходили кто куда, кто не продался - это было счастье.
В Институте Сталей Каспар к большой своей радости застал старика Металлурга, который когда-то помогал защитить "Черного каймана" лучшей в мире броней.
Старик этот остался едва ли не единственным в своей лаборатории и не поддавался ни на какие посулы посланцев Де Маликорнов, пытавшихся переманить его на службу своим хозяевам.
Еще бы они не пытались! Таких металлургов, как этот старик, по всей планете можно было пересчитать по пальцам. Каспар во время их совместной работы видел, как он с одного захода выплавлял сталь, все свойства которой лишь на два-три процента отличались от того, что ему заказывали. И это несмотря на то, что многие легирующие элементы, необходимые для выплавки брони, уже невозможно было достать!
- Молибден... - ворчал старик. - Дороговато... Ладно, обойдемся и без него, изменим содержание кремния и на десять градусов повысим температуру на второй стадии прокатки...
- Ванадий... - продолжал он сердито. - Где ж ты его теперь возьмешь... Ну да ничего, мы вот на этом переходе изменим скорость охлаждения - будет не хуже, чем с ванадием...
В результате превосходнейшую броню он изготавливал фактически из обычного рессорного железа.
Демаликорновские инженеры, увидев как-то раз на выставке бронежилет из его стали, начали смеяться над стариком: что же может выдержать такая тонкая сталь? Их бронежилеты были раза в два-три толще и тяжелее.
Но когда один из сопровождавших Металлурга гросландцев разрядил в этот бронежилет целый автоматный магазин, у тех инженеров просто отвисли челюсти: вместо рваных пробоин, которые они ожидали увидеть, были лишь небольшие вмятины!
Те инженеры потом долго приставали к нему, уговаривая за хорошие деньги открыть свои тайны. Старик, посмеиваясь, давал им состав стали и рассказывал, что он с ней делал. Но - не всё. В результате сколько у Де Маликорнов ни тужились, выходила у них одна только дрянь.
- Не для того я всю жизнь ковал броню для моей Родины, чтобы на старости лет перечеркнуть всю свою жизнь и продаться врагу, - говорил Металлург.
Этот человек умел не только делать броню. Зная, как никто, сталь и все ее тайны, он создавал уникальные производственные линии.
Скажем, в начале такой линии из ковша текла расплавленная сталь, а с конца выходили готовые башни боевых машин - с закаленной броней, в которой уже были все необходимые отверстия. Причем процесс был построен так, что по всей длине линии использовалось начальное тепло расплавленной стали, и нигде не требовался промежуточный подогрев, который прежде всегда считался необходимым. В результате требовалось втрое меньше электроэнергии, чем прежде.
А еще старик был весьма уважаем всеми гросландскими танкистами. Потому что во всем мире танкисты всегда мучались с тем, что в гусеницах танков часто лопаются пальцы - стальные стержни, соединяющие звенья гусениц, траки. Клепать кувалдами лопнувшие гусеницы вручную было еще то удовольствие, особенно при гросландских морозах. Так вот этот металлург сумел создать такие пальцы для гусениц, которым износу не было. Единственные в мире.
Старик выслушал предложение Каспара отступить в Атомную Крепость, когда все рухнет окончательно, и кивнул.
- Это лучше, чем умирать, глядя, как рушится и гибнет все то, чему ты отдал свою жизнь. И здесь уже некому передать мои знания. Тут даже записи о секретах, известных мне, делать опасно - их могут выкрасть и передать врагу.
- А там, в Крепости, будут дети, - сказал Каспар. - Думаю, среди них найдутся те, кто станут вашими учениками, Мастер.
- Это лучшее, о чем можно мечтать... - сказал старик, окидывая взглядом свою пустую лабораторию. - Теперь, пожалуй, надо все же начать мой трактат о тайнах стали.
- Мы сумеем сохранить его, - кивнул Каспар. - Берегите себя, Мастер.
В ходе этих поисков Каспар вспомнил о Плутишке и ее бородатом Плутише. Сама Плутишка работала психологом с трудными детьми, а Плутиш был физиком. Конечно, они не числились среди гросландских корифеев, но ведь и сам Каспар тоже вовсе не был Первым Инженером страны.
- Неужели все и в самом деле так ужасно? - вздохнула Плутишка, когда Каспар рассказал ей про Атомную Крепость. - Может быть, все как-то образуется?
- Как говорит один мой знакомый профессор, который тоже поедет с нами, я, конечно, надеюсь на хороший исход, но не вижу для него никаких предпосылок, - покачал головой Инженер. - Мы, к сожалению, не на Сказочной Территории. Ломас не один год пытался добиться хоть какого-то толка от наших "политиков", хоть какого-то понимания ими происходящего и своего долга. Все впустую...
Плутишка снова вздохнула. Да, это Гросланд-явь, где нет их замечательного, доброго Джинна, и Госпожа Черной Долины здесь тоже не склонна философствовать и проявлять справедливость и мудрость. Неужели и в самом деле придется уходить? В это так не хотелось верить, но и не видеть то, что происходило вокруг, тоже было невозможно.
- А Кузя? - спросила она. - А Королева?...
- Художник с кулинарным уклоном и историк? - улыбнулся Каспар. - Почему же нет? К тому же я думаю, что и боевой опыт бывшего десантника Асэро не будет лишним.
Когда Плутишка завела разговор об отъезде с Плутишкиными-старшими, те одобрили ее решение ехать, но сами эвакуироваться отказались наотрез.
- Мы в Великую Войну еще и не то видели, - вздохнула Мама Плутишкина. - Да и годы наши уже не те. Мы уж тут останемся, и будь что будет...
- Тогда и я не поеду, - заявила Плутишка. - Не могу же я вас бросить...
- Вот еще что выдумала! - возмутилась Мама. - Мы не малые дети, чтобы нас "бросать". Вам обоим обязательно надо ехать!
Ее поддержал Папа Плутишкин, заявивший, что совершенно незачем тут оставаться тем, у кого вся жизнь еще впереди...
Плутишка хотела связаться с Мариной Зеленой, но ответа на свое письмо не получила. То ли почта уже переставала работать, то ли у Марины не было денег на конверт из-за очередной невыдачи зарплаты...
Тем временем Ломас занимался не только поисками людей. Вместе с Консейлем он посетил Атомную Крепость, чтобы поговорить с ее Директором.
Директор был известным в Гросланде человеком. Его, руководителя крупнейшего и сложнейшего производственного комплекса, как-то раз, уже в герцогские времена, оппозиция даже выдвигала в премьер-министры. Но Директор, человек той же породы, что и старый Металлург, был не ко двору герцогу Гросландскому. Тому требовались разрушители, а Директор всю жизнь был созидателем.
Поэтому Ломас и Консейль быстро нашли с ним общий язык. Вместе они составили наметки плана по размещению тех, кто прибудет в Крепость.
После этого Консейль, отыскав еще несколько предпринимателей, решивших, как и он, что глупо менять бессмертие на шампанское и пулю наемного убийцы или бомбу под днищем лимузина, приступил к строительству в Крепости дополнительного жилья и школ, рабочих помещений и складов для горючего и продовольствия, которые тоже начали запасать. Никакого интереса в окрестностях это не вызвало. Мало ли директоров в эти времена, спасая остатки своих предприятий, сдавали в аренду всяким коммерсантам и предпринимателям часть своей территории и помещений?
Параллельно началась переброска по железной дороге контейнеров с архивами и книгами. Каждый из отобранных специалистов составлял свой список книг по специальности, но в контейнеры укладывали и детские сказки, книги великих писателей и поэтов...
Однажды и Каспар отправил с очередным контейнером большую часть своей домашней библиотеки, которую собирали три поколения.
И, взглянув на опустевшие полки, он с горечью подумал о том дне, когда и ему самому придется покинуть свой дом, и, быть может, навсегда...
10.
Среди вопросов обеспечения предстоящего перебазирования был и вопрос об оружии. Двигаться эшелонами через быстро дичающую страну, где начнут драться за кусок хлеба, а единственным правом станет право сильного, и не иметь при этом достаточного вооружения, было бы чистой авантюрой.
Но где взять необходимое вооружение? Путем самодеятельности можно было в лучшем случае разжиться некоторым количеством охотничьего оружия, включая старые армейские карабины и снайперские винтовки, распродаваемые с военных складов, но при встрече с превратившейся в банду воинской частью, располагающей бронетехникой, этого, разумеется, будет слишком мало. К тому же у тех, кто будет в эшелонах, нет боевого опыта.
По нынешним временам, конечно, можно будет нанять хоть танковую часть, но чего стоят наемники? Одно дело - за деньги убивать беззащитных людей, как в дни восстания, а совсем другое - умирать самому. И где гарантии, что они не продадут тебя самого, если кто-то другой заплатит им больше? Не говоря уже о том, что с этой публикой вообще противно иметь дело.
Когда этот вопрос начали обдумывать всерьез, Асэро сказал, что поговорит со своими старыми друзьями в полку разведки десантных войск, а Вальтер вспомнил о стоящей недалеко от столицы Бригаде специального назначения.
- Мы у них мой новый пулемет испытывали, - сказал он. - Ребята там неплохие. Где только они в последние годы не воевали, и никогда разбитыми не были. Бронетехника у них есть, зенитное вооружение тоже, и командир - отличный мужик, я с ним много о чем разговаривал...
- Знаю я эту бригаду, - кивнул Каспар. - Они в дни восстания отказались стрелять в народ. Жаль только, что и на нашу сторону с оружием они не встали...
- Но все равно комбрига тогдашнего герцог должности лишил, - сказал Вальтер.
- А новый?...
- Думаю, не хуже прежнего. Да и ситуация теперь не та, что тогда. Думаю, что когда все начнет рушиться, на него можно будет положиться.
- Вот что, Вальтер, давай-ка мы с ним встретимся...
Гляди, гляди на нас,
полночная звезда,
Плыви, плыви
луна по небу,
Вздохни, комбриг,
вздохни,
уходим мы назад,
Откуда шли
вперед по снегу...
За скромно накрытым столом, кроме Вальтера, Каспара и Комбрига сидели еще двое офицеров - начальник штаба бригады и командир одного из батальонов, которых Комбриг пригласил для участия в разговоре. В руках комбата была гитара.
Столичный люд
сейчас
встречает Новый год.
Вбивай жратву
в тугое чрево!
Меси мазут
на крови
вдовых и сирот,
Необоримая
измена...
Песня была о первой игерской войне...
Лютуй, мороз,
грызи
палаточный брезент
Январская
шальная вьюга,
Терзай сограждан,
оправляйся, Главковерх,
От алкогольного
недуга!
"Главковерх"... Верховным главнокомандующим, бросившим неподготовленные войска в новогодний штурм игерской столицы, был старый герцог Гросландский. Большинство солдат, штурмовавших город в первой волне, полегло тогда на его улицах...
Морочь и дале
православных, Патриарх,
Взывай к согласию
с амвона,
Врагов Христа
лобзай,
лукавый иерарх,
Грассируй,
ползая у трона!
Пылай сильней
в каминах,
трепетный огонь,
Гори свечей
костер далекий.
Звени струна,
гитара
яростнее пой,
Вонзайся в память,
звук широкий...
Товарищ мой,
зачем
уходим мы назад,
В полоне наших
оставляя?
В твоих глазах
сверкает
горькая слеза,
Слеза солдатская,
скупая...
Подписав мир с бандитами и выведя войска из Игеры, герцог предал и мертвых, отдавших свои жизни ради победы, и живых, надеявшихся, что гросландские войска вернулись в Игеру навсегда и с бандитами покончено...
Двум смертям
не бывать -
одной не миновать.
Крепись, браток,
пока мы живы!
Помянем, друг,
всех тех,
кому уже не встать
По всей стране
из их могилы...
Гляди, гляди на нас,
полночная звезда,
Плыви, плыви,
луна по небу...
Вздохни, комбриг,
вздохни,
уходим мы назад...
Ужель вперед
дороги нету?...
Комбриг наполнил стопки на столе.
- В молчанье сдвинем вновь стаканы
За то, чтоб сгинули шакалы! - сказал начальник штаба.
Когда стопки опустели, Комбриг сказал:
- Ребята, вы ведь подбиваете меня к неповиновению и дезертирству. Да еще всей бригадой...
- Неповиновение? - Каспар покачал головой. - Послушайте, полковник, мы с вами принимали одну и ту же Присягу, и речь в ней шла о защите Родины, а не тех, кто волею судьбы находится у власти. Какие приказы можете вы получить, когда все рухнет? Подавлять пулеметами голодные бунты людей против тех, кто довел страну и их самих до гибели? Вас устраивает такая роль? Впрочем, я полагаю, что "власть" тогда первой задаст дёру.
А дезертирство... Наш план будет приведен в действие лишь тогда, когда все рухнет.
Моряки говорят, что капитан корабля в море - Первый после Бога. Если наступит полный обвал, ваша бригада окажется таким же кораблем в море хаоса. И вам придется решать все и за всех. Придется выбирать, с кем идти - с теми, кто останется выживать по принципу "каждый сам за себя" или с теми, кто решил остаться людьми, один за всех и все за одного...
Думаете, мы не понимаем, каково вам, кадровому офицеру, все это слушать и принимать подобные решения? Да, Гросланд смог в свое время пережить две Великие Смуты, но никогда еще страна не была столь близка к гибели. И каждый должен решить, с кем и куда он пойдет.
Комбриг задумчиво вертел в руках пустую стопку. Ему ни разу не приходилось принимать подобные решения. Всегда было командование и приказы, которые надо выполнять. Даже если ты не согласен с ними. Его предшественник поплатился погонами за неповиновение.
Впрочем, если все действительно рухнет... Тогда это будет подобно принятию решения на поле боя в условиях отсутствия связи с командованием, когда остается только руководствоваться Присягой и собственным разумением...
- Что ж, - сказал он. - Когда все рухнет - приходите...
- "Вот убьют - тогда придете!" - вспомнил Каспар старый анекдот, где такой ответ получила старушка, пришедшая в полицию с жалобой, что ее грозятся убить. - Хорошо, мы прекрасно вас понимаем, полковник. Но есть кое-что, что можно проделать и без принятия решения - на тот случай, если оно все же будет принято. Чтобы не терять тогда время. Я имею в виду предварительные расчеты по перебазированию и некоторые действия в его обеспечение.
- Это можно, - кивнул Комбриг. - Вот начальник штаба, это как раз по его части.
- Тогда приступим, - сказал Инженер. - Раз уж все мы здесь...
Начальник штаба оказался человеком очень дельным, как и положено при его должности. Он сразу предложил вести расчеты не только на бригаду, но и на всех, кто отправится в Атомную Крепость.
С этими расчетами на руках Ломас, Консейль и Каспар направились к начальнику расположенного неподалеку от города Железнодорожного Полигона. Там давно уже нечего было испытывать, и зарастающие травой пути были подходящим местом для подготовки эшелонов.
Начальник Полигона, выслушав их, согласился оказать любое возможное содействие. Это было куда лучше, чем день за днем лишь наблюдать из окна кабинета, как гибнет то, что было всей его жизнью.
На Полигон начали перегонять пассажирские и товарные вагоны, открытые платформы для размещения техники. В больших полигонных мастерских их готовили к походу - устанавливали броневые листы, навешивали металлические сетки. На склады завозили горючее и продовольствие.
Был решен и вопрос с локомотивами. Не было смысла рассчитывать на электровозы, ведь уже и сейчас на железных дорогах то и дело отключали электрический ток и крали километрами контактный провод. Тепловозы тоже не гарантировали полную автономность, они требовали дизельного топлива, а кто знает, удастся ли его добывать в пути. В состав эшелонов предусматривалось включение цистерн с топливом, но в пути было возможно всякое, включая и обстрелы, а бронировать цистерны от снарядов танковых пушек было немыслимо. К тому же не хотелось бы тратить драгоценное топливо на сам переход.
Поэтому решено было использовать паровозы, много лет хранящиеся в отстойниках в законсервированном виде на случай войны. Для них можно было использовать уголь, и даже дрова. Их также должны были бронировать.
Каспар был на Полигоне, когда два тепловоза привели вереницу холодных черных паровозов. Они казались угрюмыми, как будто понимали, по какому случаю люди решили потревожить их многолетний сон. Некоторым из них еще помнились, быть может, дороги Великой Войны, где в небе выли пикирующие на них самолеты, а бомбы рвали и скручивали рельсы как проволоку...
А Инженер, глядя на их большие вращающиеся колеса, подумал о Великой Смуте в начале предыдущего века. И вот опять. Снова надо платить за тупой эгоизм тех, кто должен был быть Властью, но начал думать лишь о себе.
Лязгнув буферами, паровозы остановились, колеса их замерли...
11.
Хаос в стране нарастал.
Все новые и новые города и окружающие их пространства, лишаясь света и тепла, погружались во тьму. Лопались прогнившие трубопроводы, летели под откос изношенные поезда, один за другим падали давно выработавшие всякий мыслимый ресурс самолеты и вертолеты...
Кое-где люди по инерции все еще продолжали надеяться на тех, кто стоял у власти, составляя отчаянные обращения к ним с сотнями и тысячами подписей, призывая спасать народ, но с таким же успехом они могли взывать к пустым небесам.
Те, кто уже потерял надежду, начинали жить по принципу "спасайся, кто может!". А кто не может - тому не повезло. В лучшем случае люди сплачивались в небольшие общины, понимая, что так все же легче выживать и защищаться от тех, кто пытается отнять последний кусок хлеба у других силой. Но против хорошо организованных и вооруженных преступников они, конечно, не могли устоять. И если на селе еще можно было надеяться выжить таким образом, то на что могли рассчитывать горожане после того, как прекратится подвоз продовольствия? А это уже явственно маячило впереди.
И даже если бы все объединились в общины, спасающиеся натуральным хозяйством, - это уже не единая страна, не государство, а просто территория, лишенная всего, что ее объединяло - транспорта, связи, энергетики, промышленного комплекса, обороны и всякого управления. Территория, которая неизбежно должна была стать добычей соседей, которые обладали всем тем, чего лишался Гросланд.
- У нас слишком много государства! - годами вдалбливали народу "великие реформаторы". - Оно забирает у людей слишком много денег!
Как будто государство было неким инопланетянином, свалившимся на головы граждан с единственной целью грабить их и мучить. А ведь государство - всего лишь инструмент, которое создает само же общество для своей организации и защиты. Но об этом "не помнили"...
Наступало время оплачивать страшный счет за глупость, за ту радость, с которой принимали обещания получить задаром все блага мира в уплату за отказ от Общего Дела, от великой Цели - того, что спасло Королевство в годы предыдущей Великой Смуты.
Наступало время расплаты за нежелание помнить и думать.
А в столице Гросланда, где все еще горели неоновые огни реклам дорогих магазинов и ресторанов, где на телевизионных экранах кадры умирающих городов сменялись сказками герцогских министров о невиданном росте экономики страны, большинство людей все еще упорно отказывалось верить, что приходит время платить уже не по счетам ресторанов и магазинов, а по счетам за разворовывание и распродажу страны. Они ежились, глядя в телевизоры на погружающиеся во тьму города, но продолжали уверять себя, что все это "где-то там", а с ними такое просто не может произойти.
- Ведь такого никогда не было, - говорили они. - Значит, этого не может быть.
Эта странная логика казалась им убедительной...
Но неизбежное - случилось.
И жители гросландской столицы на собственной шкуре ощутили все то, что раньше видели только в заграничных фильмах, показывающих города, где внезапно исчезало электричество. Им даже пришлось убедиться, что в этих фильмах еще далеко не все сказано.
Для многих оказалось откровением, что отсутствие электричества ведет не только к тому, что исчезает свет, не работают лифты и холодильники, телевизоры и электроплиты. "Неожиданно" оказалось, что при этом пропадают газ и вода - ведь насосы, которые их подают, приводят в действие электромоторы. "Кто бы мог подумать?!" А им казалось, что вода, тепло и свет в их домах - такое же природное явление, как воздух вокруг, который всегда был и всегда будет.
Даже те, кто был предусмотрительнее и сделал запасы свечей и керосина, а то и приобрел автономный генератор, - на что они могли рассчитывать? Невозможно запастись на всю жизнь, а автономный генератор не заменит водопровод и канализацию...
- Господи, хоть бы они восстали! - сказал герцог Гросландский, глядя на столицу из окна своего кабинета в Цитадели.
- Зачем, ваша светлость? - испуганно удивился самый глупый из стоящих у него за спиной министров.
- Да затем, милейший, что тогда мы сможем просить у Де Маликорнов политического убежища! - раздраженно ответил герцог. - А иначе, боюсь, нас там просто сразу упекут за решетку и плакали все наши денежки. Или, может быть, кто-то из вас заработал их честным трудом? Да я про каждого из вас знаю всю подноготную! Почему вы думаете, что там про вас знают меньше? Кто из вас не имел темных делишек с тамошним жульем?
Министры мрачно смотрели в пол.
- Отправить в город подстрекателей! - приказал герцог министру полиции. - Пусть организуют мятеж против нас.
Однако с подстрекателями ничего не вышло. От них просто отмахивались.
- А что потом? - спрашивали у них люди. - И кто потом?...
- Уважаемые люди, - говорили подстрекатели и называли имена каких-нибудь герцогских прислужников или даже Зигзуга - ведь им было все равно, лишь бы люди восстали.
- Знаем мы этих "уважаемых людей"! - отвечали им. - Пятнадцать лет лапшу нам на уши вешали! Пошли вы все куда подальше!
И люди отправлялись грабить магазины.
Но эти грабежи никак не тянули на восстание.
- Что же нам делать, господа? - герцог раздраженно посмотрел на своих министров. - Думайте, думайте же, черт вас побери, если жить хотите!
- Что тут думать? Бежать надо! - раздался гнусавый голос и в кабинет вошел старый герцог Гросландский.
- Но куда же нам бежать? - спросил шеф СБГ. - Нас же там арестуют, нас же там ограбят! Разве что бежать на необитаемые острова? Но над кем же мы там будем господами?
- Что за вздор! - разозлился старый герцог. - Кто посмеет нас арестовать?! Нас, уважаемых людей? Да у меня там кругом друзья!
И он начал загибать жирные пальцы, перечисляя премьер-министров и президентов.
- Канцлер Хельмгарда мне друг? Друг! Президент Империи Гульденов друг? Друг! Да мне сам президент Франции - друг и почитай что родня! У него даже фамилия такая - Шуряк! Да мы с ними одной икры сколько вместе съели!
Молодой герцог смотрел на него обреченно. Он понимал, что перед ним идиот, утративший чувство реальности, но этот идиот был едва ли не последним шансом спасения для них всех.
- За мной! - возгласил старый герцог. - В аэропорт!
Кортеж черных лимузинов остановился возле герцогского самолета. Оба герцога и министры "с чадами и домочадцами" устремились вверх по трапу. Следом устремилась охрана, до которой дошло, что происходит. Только два офицера остались стоять на бетонных плитах посреди автомобилей.
Заревели двигатели, и самолет покатил по рулежным дорожкам к взлетной полосе...
Оставшиеся офицеры переглянулись.
- Крысы! - сказал один из них другому. - Крысы покидают корабль. Ну уж это - хрен им!
И они побежали к командно-диспетчерской вышке.
Благодаря автономным генераторам электронное оборудование еще работало.
- Служба Безопасности! - сказал один из офицеров радисту на узле связи, демонстрируя свое удостоверение. - Дайте дивизион противовоздушной обороны!
Радист пощелкал тумблерами, покрутил ручки настройки.
- Дивизион, - протянул он микрофон офицерам...
Неподалеку от вращающейся над лесом антенны радиолокатора солдаты быстро стянули маскировочную сеть с ракетной установки. Заурчал мотор, и гидравлические цилиндры подняли в вертикальное положение пакет направляющих труб-контейнеров. Круглые крышки открылись...
Оператор наведения совместил прицельную марку с движущейся по экрану отметкой самолета - единственного в небе.
- Цель захвачена. Цель на автосопровождении, - доложил он.
Командир дивизиона глубоко вздохнул, пару секунд помедлил и сказал:
- Пуск!...
Грохочущая молния ракеты вырвалась из контейнера и, расстилая дымный след, устремилась ввысь, к блестящей точке самолета. Высоко в небе полыхнула вспышка, и через несколько секунд до земли докатился гром, опередивший дождь пылающих обломков...
12.
- Пора, - с горечью сказал Ломас. - Кончилась "политика". Нас так и не захотели услышать. Приступаем к эвакуации...
Людей к эшелонам доставляли на бронетранспортерах, которые послал Комбриг. Это был единственный безопасный транспорт в стремительно дичающем городе.
Когда Каспар на одном из этих бронетранспортеров заехал за Плутишкой, она ругалась с людьми во дворе своего дома. Там стояла жуткая вонь, потому что весь двор был загажен и завален мусором, который никто уже не вывозил.
- Ну что же вы за люди такие, - кричала Плутишка. - Ну давайте хотя бы мусор соберем и сожжем, туалет хотя бы деревянный построим!
- Вот еще, - отвечали ей. - Это дело не наше, пускай власть позаботится!
Когда во двор въехал бронетранспортер, люди угрюмо на него уставились. Плутишка, увидев Каспара, который вылез из машины с автоматом в руке, обратилась к нему:
- Они даже колодец рыть не хотят, ждут, что кто-то им воду будет возить!
- На то и власть, - угрюмо сказал какой-то небритый мужчина. - Пусть возит...
- А если власти больше нет? - поинтересовался Каспар.
- Это как так нет? - спросила стоящая рядом с небритым мужчиной дама, видимо, его супруга. - Что ж нам тогда делать?
- Расплачиваться, - угрюмо усмехнулся Инженер.
- За что? - удивилась дама.
- Это чей "мерседес"? - указал Каспар на стоящий рядом автомобиль.
- Мой, - мрачно буркнул небритый.
- Вот за него и расплачиваться. А вы как думали? Не вы ли кричали, что "живете, как нищие, потому что государство вас грабит"? Что на это "награбленное" строились и ремонтировались электростанции, дороги, водопровод, заводы, где изготавливалось все необходимое, вы и слышать не хотели. Что ж, вы привели к власти тех, кто пообещал вам "жить как там", и они начали разворовывать страну. А вам бросали подачки, малую часть награбленного, чтобы вы не задумывались о том, что происходит, и не мешали главным ворам. Ваш лимузин - часть тех самых денег, на которые раньше содержали электростанции. На ваш "евроремонт" квартиры ушли те деньги, на которые надо было чинить водопровод.
- Мы, значит, дураки? - угрюмо процедил сквозь зубы небритый. - А ты, значит, умный?
- Если б я был умный, мы бы тут с вами сейчас не разговаривали, - с горечью ответил Каспар. - Я бы тогда сейчас спокойно работал в моем КБ, а вы - там, где вас раньше "так ужасно мучили"...
- Зато уж мы пожили! - вдруг с вызовом заявила дама. - Поели-попили как следует! На таких курортах побывали, что тебе, оборванцу, и не снилось!
- Это точно, - усмехнулся Инженер. - Ерунда мне не снится.
- Давайте, грузитесь, - обернулся он к Плутишке.
Плутишка ушла в дом и вскоре вернулась с Плутишом и двумя большими рюкзаками.
- Это вы куда? - поинтересовался небритый.
- Туда, где будет много работы, - отозвался Каспар.
- Ну и пусть себе катятся! Пусть ишачат, коли охота! - фыркнула его супруга. - Мебель ихнюю на дрова пустим, Ромуальд!
Плутишка и Плутиш залезли в бронетранспортер. Каспар уселся на броне сверху, возле башни, и постучал прикладом автомата - трогаемся!
Бронетранспортер взревел, выбросив клуб сизого дыма, и двинулся со двора.
Каспар поглядел на тех, кто молча смотрел ему вслед. К некоторым из взрослых жались дети...
У Инженера защемило сердце. Он понимал, что не может спасти всех, но оставлять детей было горше всего. Если б он мог, то увел бы за собой их всех, как Гаммельнский Крысолов.
- А ведь и в Гаммельне это было расплатой за жадность, - подумал он. - Да, нам бы ту волшебную дудочку. Возможно, достаточно было бы просто утопить наших "крыс"...
Но кто бы знал, как горько вот так уходить!...
Каспар постучал по броне пулеметной башни. Люк ее открылся, из него выглянул стрелок.
- Скажи водителю, чтобы завернул к Цитадели, - сказал Инженер.
Вечный Огонь на могиле Неизвестного Солдата у стены Цитадели уже не горел. Не было и часовых в поставленных при старом герцоге дурацких блестящих будках, похожих на телефонные, которые уродовали строгую простоту могилы.
Опираясь на автомат, Каспар медленно опустился на одно колено и склонил голову. Было горько и невыносимо стыдно...
Внезапно он ощутил на себе чей-то взгляд и поднял голову.
Прямо перед ним стоял солдат в старой форме королевской армии, со старым автоматом на груди. Каска на голове солдата была пробита.
- Уходите... - промолвил Солдат. - Уходите...
Инженер снова склонил голову с залитым краской стыда лицом. Что он мог ответить? Он не смог исполнить свой Долг...
- А как же мы? - услышал он голос над собой.
Что ответить?...
Каспар поднялся и взглянул в лицо Солдата.
- Все вы уходите с нами. Идем... - и он зашагал к бронетранспортеру.
Солдат последовал за ним.
Офицер, сидевший за рулем, увидев Солдата, побледнел как смерть. Потом белизну сменила краска стыда...
Инженер и Солдат забрались на броню.
- Давай на Заставу, - сказал Каспар и машина тронулась.
Застава была безлюдна. Осенние листья устилали землю вокруг Креста.
Рядом с ним, на восстановленном участке баррикады, на фанерном щите виднелась надпись: "Родина или собственная шкура?".
Каспар, стоя у Креста, медленно обвел взглядом всю Заставу.
Сколько лет назад по приказу мэра снесли Стену, у которой расстреливали последних защитников Белого Замка? Пять лет? Или семь?... Снесли, чтобы людям негде было писать проклятия палачам. Снесли и заменили решеткой. Они думали, что на решетке писать нельзя. Но не успели эту решетку покрасить, как на ней появилась надпись "Лучше пасть в бою, чем жить в ярме!" И сколько бы ее ни закрашивали, она появлялась снова. Как и надпись на доме напротив - "Кто не смирился, тот не побежден". Вот они, обе...
- Уходим... - тихо и печально сказал Каспар.
- Уходите... - раздался беззвучный вздох у него за спиною.
Он обернулся и увидел павших защитников Замка. Сотни глаз смотрели на него...
- Уходите... А мы стояли до конца... - промолвил стоящий впереди юноша в простреленной куртке.
- Да, уходим. Чтобы продолжать сражаться. И чтобы вернуться. И все вы идете с нами...
- Нет, - покачал головой юноша. - Мы остаемся. Наше Поле было здесь. И здесь мы будем ждать, когда вы вернетесь. Помните об этом.
И он вскинул к плечу сжатый кулак.
И сжатый кулак Инженера поднялся к плечу ему в ответ.
На Полигоне Каспар поднялся на переднюю бронеплощадку головного бронепоезда. Мысль о замкнутом пространстве вагона была для него сейчас невыносима, ему и без того казалось, что нечем дышать.
Раньше ему казалось, что дня, тяжелее, чем тот, когда у него глазах расстреливали его товарищей, быть не может. Он ошибся. Сегодня было стократ тяжелее и горше.
Неизвестный Солдат был рядом с ним, и Инженеру чудилось, что вокруг бронепоезда стоят и смотрят на него все солдаты, павшие за Гросланд. Павшие на озерном льду и на траве орошенных кровью полей, в снегах и раскаленных песках, в чащах лесов и на горных склонах, они молча стояли и смотрели. И рядом с ними - ученые и пахари, инженеры и учителя, врачи и рабочие - все, кто был Историей Гросланда...
Обшитый броней паровоз печально загудел, с грохотом провернул на пару оборотов свои колеса, и бронепоезд медленно тронулся.
И призраки, окружающие его, двинулись следом...
13.
Ехать безо всякого дела было бы и вовсе невыносимо, и Каспар попросил артиллеристов обучить его стрельбе из скорострельной пушки, установленной на головной бронеплощадке. Те согласились.
Не бог весть какое сложное устройство пушки он изучил быстро, после чего начал тренироваться в скоростной наводке орудия на цель. Развернувшись спиной по ходу поезда, он по команде сержанта-артиллериста должен был как можно быстрее развернуться, наводя пушку на указанную сержантом цель - так, как когда-то тренировались зенитчики Хотиена.
Он прозанимался этим с небольшими перерывами весь остаток дня и вечером, пока окончательно не стемнело, учась быстро находить цель в сгущающихся сумерках. Это механическое занятие хоть немного отвлекало от горьких мыслей.
На ночь эшелоны остановились. Светофоры уже не работали, и двигаться было опасно. Можно было налететь на стоящие на путях вагоны или сойти с рельс, если кому-то пришло в голову разобрать путь, чтобы поживиться при крушении. Да и просто засаду уже нельзя было исключать.
Вокруг было выставлено охранение, в вагонах, как в военное время, опущены светомаскировочные шторы...
Те, кому не хотелось сидеть в тесных вагонных купе, собрались в теплушке - большом товарном вагоне, превращенном в нечто вроде корабельной кают-компании, где было даже пианино. Борта вагона были блиндированы изнутри мешками с песком, сдвижные двери бронированы стальными листами с прорезями амбразур, закрывающимися броневыми заслонками.
Посреди вагона стояла железная печка-буржуйка с трубой, выведенной вверх через крышу вагона. В печке пылал огонь и стоял на ней большой закопченный чайник - принесенный кем-то ветеран турпоходов.
Среди тех, кто сидел вокруг печки на скамьях, табуретках и мешках с песком, были Ломас с Консейлем, Каспар и Эдвин, Комбриг и старый Металлург, Плутишка и Кузя.
Инженер сидел на мешке с песком перед открытой дверцей печки и смотрел в пламя. Рядом с ним, тоже глядя в пламя, лежал Полкан.
- Интересно, о чем он, мохнатый, размышляет, - подумал Каспар, взглянув на задумчивые глаза пса. - Хорошо ему. Уж он-то за собой никакой вины не чувствует, не то что мы...
- Но как же так все-таки получилось? - сказала в такт его мыслям Плутишка. - Неужели совсем ничего нельзя было сделать?...
Некоторое время все молчали, ведь этот вопрос мучил их всех, даже тех, кто не один год делал все возможное и невозможное, чтобы не оказаться им всем в этой теплушке. Но кто может с уверенностью сказать о себе, что на самом деле сделал все возможное?...
- Не знаю... - нарушил наконец тишину Ломас. - Мы, как будто, испробовали все возможное, но все равно часто кажется, что просто не хватило ума. Если ты год за годом объясняешь людям простые, вроде бы, вещи, а они тебя не понимают, то кто виноват? Они, что не хотели тебя слушать? Или ты, что не сумел объяснить?...
- В самом деле, - подумал Каспар. - Разве сам он мало говорил с теми, кто был рядом? Но достучаться до них так и не смог. И кто тут больше виноват? Можно, конечно, сказать, что не говорить надо было, а решительно действовать теми силами, что были. Но к чему это привело бы без поддержки многих других? Мы проиграли восстание потому, что нас оказалось слишком мало. Да, нас предавали наши собственные вожди, но будь нас много, - мы поломали бы их игру, они просто не осмелились бы предать - это стало бы их концом. Но нас было мало...
- Как это получилось? - продолжал Ломас. - Тут можно сказать очень многое. О том, как после Победы в Великой Войне против нас еще сорок лет вели другую, формально не объявленную войну. О том, как наша "элита" эту войну проиграла, потому что разложилась. О том, как и почему она разложилась. О том, как те, кто должен был заботиться о безопасности государства, защищая его от внешних врагов, сами стали хуже всякого врага. Обо всем этом можно говорить очень долго. Но почему все это смогло произойти?...
В годы Великой Войны мой отец служил в штурмовой пехоте. Он и его товарищи не боялись ни бога, ни черта, их всегда бросали в самое пекло, и, когда война окончилась, в живых их осталось много меньше, чем полегло.
Они нахлебались горячего через край и, когда вернулись, у большинства осталась лишь одна мысль: Жить! Жить, жить!! Довольно войны!!!
- Но разве это плохо? - взглянула на Ломаса Плутишка.
- Как сказать... - покачал головой Аналитик. - Война - это ведь не только стрельба и угроза смерти. Это еще определенное состояние души, духа...
- Даже тот наш великий писатель, что призывал к непротивлению злу насилием, - сказал Каспар, - написал однажды: "Вечная тревога, труд, борьба, лишения - это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек"...
- Именно, - кивнул Ломас. - Именно так. Поэтому с войны надо возвращаться на войну. Ведь недаром было сказано о наслажденьи битвой жизни!
- Не надобно нам покою,
Судьбою счастлив такою,
Мы пламя берем рукою,
Дыханьем ломаем лед... - негромко пропел Каспар.
Ломас кивнул.
Плутишка вздохнула - ей нравились совсем другие песни.
- Да, это вам не о семействе, которое "снимается на фоне" и которое "мы купались неглиже", - сказал Аналитик. - Между прочим, это ведь целый образ жизни - "сниматься на фоне". Не участвовать в великих делах, а спокойно и с удобствами "сниматься на фоне". "Так обаятельно для тех, кто понимает!" Любимые слова - "отдохнем", "расслабимся", "удобно". Пусть страна катится в пропасть, главное - удобно сесть и расслабиться.
- Это целая философия, - усмехнулся Эдвин. - Когда те, кто призывал бороться с герцогом Гросландским, обещали, что, когда они придут к власти, снова заработают остановившиеся при герцоге заводы, вряд ли они думали о том, что многим из тех, к кому они обращались, меньше всего снова хотелось на заводы. Им хотелось удобно лежать в шезлонге. А герцог "даровал" им эту возможность...
- Да, мы тоже таких видали, - жестко сказал Комбриг. - "Офицеры", которые отказывались идти в бой. Они, видите ли, не для этого шли в армию...
- А знаете, когда я понял, что нашей армии приходит конец? - сказал Эдвин. - Когда офицеры в форме начали на улицах пить пиво из бутылок. Это и штатских не красит, а уж если это офицер в мундире...
- Достоинство... - промолвил Ломас. - Я еще застал старых рабочих, которые знали, что такое рабочая совесть и честь. Они на дух не переносили всяких "так сойдет" и "а что тут такого?" Такие не позволили бы разворовывать и уничтожать свои заводы. Но где такие теперь?...
- Но как же все это случилось с людьми? - вздохнула Плутишка. - Ведь у нас была такая высокая духовность...
- Духовность?... - повторил Ломас. - Боюсь, что сегодня слишком многие путают ее с "душевностью". Ах, ах, "Гросланд - душа мира!".
Любовь к прекрасному, тонкие чувства - это все хорошо. Но мало. Дух - это иное. Это накаленная целеустремленность, непреклонная воля, готовность действовать, сражаться, а если надо - то и умереть во имя того, что считаешь главным, во имя Великой Цели. Только так и была добыта победа в Великой Войне. И у Де Маликорнов до сих пор не могут понять, как можно было сражаться так, как сражались наши солдаты. Не могут постичь их Дух. Им непонятно, как можно жертвовать собой, закрывая амбразуру вражеского пулемета собственным телом. Как можно идти в штыки против многократно превосходящего врага. Как могут шесть истребителей идти в атаку против армады в сто самолетов, как не отступает перед тремя эскадренными миноносцами утлый сторожевик, вчерашний рыболовный траулер. Как окруженные и умирающие от голода люди предпочитают смерть капитуляции...
- Наполеон сказал, что дух соотносится с остальными факторами на поле боя, как шесть к одному, - заметил Комбриг. - Думаю, он был прав...
- А если какой-то решительный негодяй ставит своей Целью Зло? И идет напролом к своей Цели? Это что - тоже высокая духовность? - мрачно поинтересовалась Кузя.
- А кто сказал, что духовность бывает только "белой"? Она может быть и черной - если ее носители служат Тьме, - ответил Ломас. - Это как оружие, которое само по себе вне добра и зла. И побеждает тот, чей Дух сильнее.
Разве мы не знаем примеров Черного Духа и его побед? Хельмгардский Черный Орден, исповедовавший культ Смерти, в прошлом веке поставил на колени всю Европу - со всеми ее душевными тонкостями и утонченным искусством. Потому что за этими душевными тонкостями уже не было мощи Духа. И, быть может, тот Орден по сей день правил бы Европой, не позарься он на наши земли. Тут он столкнулся с таким Духом, который оказался выше, столкнулся - и был разбит.
Тогда казалось, что Черный Орден Хельмгарда уничтожен. Но немало тех, в ком был его Дух, сумели выжить. Многие из них бежали в заморскую метрополию Де Маликорнов. Там надеялись снова использовать людей этого Ордена в необъявленной войне против нас. Но люди Ордена оказались много сильнее духом, чем зажравшаяся элита заморской метрополии - и они смогли подчинить ее себе и своим целям. И "новый мировой порядок" сегодняшних заморских Де Маликорнов - это все тот же "новый порядок" Черного Ордена.
И кто сегодня главная мишень? Мы. Черный Орден мстит за поражение и стремится навсегда уничтожить тех, кто однажды ему помешал. И что тут могут противопоставить ярости черного духа мщения любители "сниматься на фоне" и "купаться неглиже"? "Душевную тонкость"? Гитару на кухне? Так ведь репертуар не тот! "Возьмемся за руки, друзья, чтоб не упасть по одиночке!" И презрительно скривленные губы, если услышат:
Забота у нас простая,
Работа наша такая:
Жила бы страна родная
И нету других забот...
Нет, ребята, с одной "душевной тонкостью" войну по имени Жизнь не выигрывают. Нужна Воля, нужна Решимость! Надо не знать страха перед Жизнью! Нужен Дух!
Смотрите, что творится в Европе сегодня. Интеллектуальная "элита" падает ниц перед исламом, несть числа обратившимся в него. Почему? Да потому что Дух Европы сегодня мертв, а Дух Ислама - жив и накален. И не важно, что они там в Европе твердят в свое оправдание насчет "новых горизонтов" и "постижения истины" через тайны Востока - они просто в очередной раз капитулируют перед теми, кто превосходит их силой Духа. Недаром ведь Великий Магистр Черного Ордена бросил о них однажды презрительную фразу: "У них нет того, за что они готовы умереть!" И они почти без боя пали ниц перед его Орденом.
И они прекрасно понимают свое ничтожество, хотя и страшатся признать это вслух. Что они делали после Великой Войны? Приложили все силы, создали кучу книг и кинофильмов, доказывая всему миру и самим себе в первую голову, что войну выиграли не Герои, не люди великого Духа, а серая масса обывателей, в вязком сопротивлении которых, мол, и утонули все усилия Черного Ордена.
Эти вечные судороги - метания от "Героя", ставящего себя над людьми и моралью, к вязкой толпе посредственностей, возглашаемых солью земли. От готовности рабски подчиняться силе к провозглашению собственного пупа центром вселенной. Сочетание подспудного понимания необходимости Великой Цели с нежеланием во имя нее напрягаться.
Даром, что ли, у всей серости в Королевстве вызвала такой восторг "деидеологизация"? Да, да! Не надо никаких Великих Целей! Не надо! "Мы отдохнем!"
- А что же, лучше, когда только в барабаны бьют с утра до ночи? - посмотрела в глаза Ломасу Плутишка.
- А что такое - "лучше"? - усмехнулся в ответ Аналитик. - Чем "лучше"? Для кого и для чего "лучше"? И почему обязательно - "только" и "с утра до ночи"? Зачем же доводить все до абсурда?
Разве в годы Великой Войны с величайшим взлетом Духа не сочетался взлет всего лучшего в душах? Вспомним, какие родились тогда песни! Да они же все о Любви, а ты говоришь - одни барабаны.
- Между прочим, - сказал Комбриг, - настоящие солдаты все так называемые радости жизни ценят на порядок выше, чем любители спокойствия. И радуются куда полнее. Контраст обостряет восприятие. А те, кто только отдыхает и развлекается, - что они знают? С чем им сравнивать?
- Вот поэтому и находится немало тех, кто помнит пройденную ими войну не только как кровавый кошмар, но и как самое лучшее время в своей жизни. У них остается ощущение, что именно там, на войне, они действительно жили, - заметил Эдвин.
- Вот они-то и могут вернуться с войны на войну, - промолвил Каспар.
- Да, - кивнул головой старик Металлург. - Когда я вернулся с Великой Войны, мне было двадцать. Когда ты молод и узнал на фронте, что значит - жить взахлеб, то "мирная" жизнь кажется слишком пресной. И я нашел для себя новую войну. Выбрал такую работу, которая всегда - бой, даже в самое мирное время. Хотя, если говорить по чести, я не помню, когда время было по настоящему мирным...
Слушая старика, Каспар вспоминал собственное детство - как он где-то в три года понял, что никакого "мирного" времени на самом деле нет, и как стал, когда вырос, одним из Оружейников, вся работа которых - непрекращающийся бой с Оружейниками врага. Да, он нашел свою войну. И бой у Звонницы был для него всего лишь одним из боев...
- Самому мне с тех пор не приходилось идти в огонь, - продолжал Металлург. - Но в разных странах, в разные годы в бой шли машины, одетые в созданную мною броню. Значит, и я шел вместе с ними...
- Как мы... - сказал, глядя в пламя, Каспар. - Как Вальтер...
- А я? - промолвил молчавший до сей поры Консейль. - С чего я занялся этим чертовым бизнесом? Да потому что это тоже было похоже на войну. А с чего он мне опротивел в итоге? Слишком ничтожная Цель. А тогда - какой может быть Дух?
И почему сейчас я здесь? Да потому что здесь те, кто продолжает битву, не желая сдаваться. И Цель - она того стоит. Мы же, если разобраться - и вы не смейтесь! - пытаемся спасти, быть может, все человечество. И последний был бы я дурак, отказавшись от участия в такой войне, от такой возможности бессмертия...
- И сама-то ты почему сегодня здесь? - обернулся Каспар к Плутишке.
- Ну, может быть, нам хоть что-то удастся сделать...
- Ага! - ткнула ее в бок кулаком Кузя. - Тоже, значит, сдаваться не желаете, "мадам Де Ля Плутиш"! Тоже, стало быть, предпочли войну!
- Жаль только, что шансов у нас тут меньше, чем на Сказочной Территории, - вздохнула Плутишка.
- Ха! - фыркнула Кузя. - Чем тебе тут не Сказочная Территория? Ночь, печка, хорошая компания - не жизнь, а сказка! И вообще - дай-ка сюда гитару!...
14.
Наутро, когда эшелоны вновь двинулись в путь, Каспар снова устроился при пушке на головной бронеплощадке, продолжив свои тренировки.
К середине дня команда бронеплощадки уже воспринимала его, как своего. Инженер вообще давно уже заметил, что если каким-то новым делом ты занимаешься с искренним увлечением, то люди, для которых это дело - свое, быстро принимают тебя в свой круг.
Так было, когда он на военной кафедре института изучал боевой истребитель, - к нему прекрасно отнеслись даже те офицеры, придирчивость которых была в институте притчей во языцех. Так было, когда он пришел из института на свой завод. И даже в аэроклубе, где он прыгал с парашютом, вовсе не претендуя на то, чтобы стать спортсменом.
Каспар продолжал бывать там до тех пор, пока все не рухнуло окончательно. Приезжал он нечасто, но уже с четвертого прыжка заметил, что его помнят и числят своим. На седьмом прыжке это едва не вышло ему боком...
Хотя от Каспара уже не требовали демонстрировать умение правильно приземляться, прыгая с тумбочки в ходе инструктажа, на инструктаж он все равно ходил. Есть вещи, которые лучше выслушать сто раз подряд, чем забыть о них в тот момент, когда, не дай бог, они понадобятся для собственного спасения.
Однако именно эта часть инструктажа, описывающая, что надо делать в критических ситуациях, пробуждала в Инженере неприятное до крайности ощущение. Всякий раз ему против собственной воли начинало казаться, что нечто подобное с ним непременно произойдет, и возникал страх. Страх того, что ему станет страшно, и он опоздает дернуть кольцо запасного парашюта. Самым неприятным был рассказ на тему "что делать, если вы зацепились за самолет". Такого "везунчика" полагалось затащить повыше и уж там либо втягивать обратно в самолет, либо отрезать от него ножом. От мысли, что придется болтаться в воздухе за самолетом, Каспару делалось тоскливо.
Естественно, ему это не нравилось. Утешало только одно - не он один испытывал страх. И не он один с ним справлялся.
Когда Каспар прыгал в четвертый раз, у девушки, сидевшей напротив него в самолете, было заметно напряженное лицо.
- Какой у тебя прыжок? - спросила она у него.
- Четвертый... - "замороженным" голосом ответил он.
- А у меня - десятый... - сказала она обреченно.
Однако ни она, ни он, ни секунды не промедлили в двери по команде "Пошел!" И потом, встретившись на земле, взглянули в глаза друг другу и рассмеялись. Потому что каждый знал, что это для него не последний прыжок...
Был, правда, один момент, с которым Каспар долго ничего не мог поделать: несмотря на все его усилия, глаза в момент покидания самолета закрывались автоматически - до момента раскрытия купола. Так продолжалось до того самого седьмого прыжка.
Тот день был жарким, и кабина самолета походила на раскаленную духовку. Каспар, усаживаясь на скамью возле борта, подумал, что сегодня уж точно никто не замешкается на выходе - даже новички попрыгают отсюда, позабыв всякий страх - лишь бы скорее выбраться на свежий воздух. Какое счастье, что сам он в первом заходе...
- Пошел!...
Видимо, от вызванного жарой отварного состояния "автоматика" впервые не сработала: когда Инженер выпрыгнул из самолета, глаза его остались открытыми.
Он тут же пожалел, что это не произошло раньше, потому что картина, которая была видна в момент покидания самолета, показалась ему завораживающей. До такой степени, что он, ощутив раскрытие купола, в нарушение инструкции не сразу поднял голову, чтобы осмотреть его на всякий случай - нет ли разрывов ткани или перехлеста купола стропами.
Глядя вниз, он поднял вверх руки, отыскивая бобышки строп управления курсом парашюта, и... не нашел их. Тогда Каспар поднял голову...
То, что он увидел, вызвало у него... Нет, это был не страх, а скорее недоумение.
Сначала ему померещилось, что купол у него над головой страшно маленький, похожий не на основной парашют, а на небольшой стабилизационный. Однако все ощущения говорили о том, что он отнюдь не падает.
Инженер взглянул вниз - нет, земля не летит ему навстречу. Но как определить скорость? Оглядевшись по сторонам, он увидел девушку, прыгнувшую вслед за ним, - она плыла в небе неподалеку, с той же скоростью, что и он, и купол у нее был нормальных размеров...
Значит, и у него купол нормальный, просто произошел небольшой оптический обман на фоне бездонной голубизны, когда не с чем сопоставить глубину зрения.
Однако это не отменяло другого факта - отсутствия управляющих строп. И не только строп - не было и прорезей клапанов управления в куполе! Это вовсе не тот парашют, на который их готовили. Он неуправляемый...
И снова это вызвало не страх, а спокойное размышление на тему того, что же теперь делать. Инструктаж гласил, что безопасное приземление возможно либо лицом по ветру, либо против него, тогда как приземление боком по ветру чревато поломанными ногами. А его именно боком и тащит. Но ни на одном инструктаже им не говорили, как все-таки можно развернуть и такой парашют.
В памяти всплыл разговор в электричке двумя неделями раньше, когда один из инструкторов рассказывал, как с ним случилось такое же в одном из первых прыжков. Сочетая то, что тот показывал руками, с некоторыми познаниями в аэродинамике, Каспар смог развернуть парашют почти против ветра. И приземление в густую траву показалось ему мягким, как никогда...
Потом он пошел разбираться, как это понимать.
Оказалось, что ранцы у обоих типов парашюта одинаковые, и кто-то просто напутал.
- Да и какая тебе разница? - сказали ему в завершение. - Ты же справился! Ты ж у нас ас!
Хорошенький "ас" - на седьмом прыжке!
Но что ему понравилось, так это то, что не случилось того, чего он прежде боялся. Вместо паники был спокойный расчет. Правда, ситуация и не требовала запасного парашюта, но все же определенную проверку Инженера она провела.
Предварительная подготовка, будь то инструктаж или просто самостоятельная психологическая тренировка регулярным "прокручиванием" ситуации в голове еще ни разу не оказывалась лишней. Смог бы Каспар так же пойти под пули у Звонницы, если б мысленно не готовил себя к такому с детства?...
Так что и эта тренировка в наводке пушки тоже, в случае чего, может оказаться тем самым, что очень даже может пригодиться, может быть, даже спасет жизнь, и не только твою собственную.
И Каспар раз за разом по команде сержанта стремительно крутил маховики наводки, добиваясь того, чтобы дуги, описанные орудийными стволами, заканчивались именно там, где это требовалось.
В середине дня бронепоезд остановился на каком-то безымянном разъезде.
Один из пулеметчиков направился за обедом для всех к вагону, где была кухня, а Инженер сбегал в свой вагон и вернулся со старым зеленым котелком, крышка которого могла также служить миской или сковородой.
- Неплохая штука, - заметил по поводу котелка артиллерист.
- Наследство от отца, - отозвался Каспар.
- Богатый ты наследник, судя по котелку...
Инженер в ответ только усмехнулся.
- Да уж, - подумалось ему. - Отец до самой смерти все пекся о моем "материальном обеспечении", разумея при этом деньги. И что в итоге? Деньги тут уже мало чего стоят, а вот старый армейский котелок, с которым отец ездил на рыбалку, - действительно ценная вещь. Так что отец, выходит, все-таки "обеспечил" его материально...
- Подставляй! - сказал артиллерист. - Щи и макароны по-флотски. Классика!
Каспар уже разделался с макаронами и собирался налить себе чай из принесенного с кухни термоса, когда в борт бронеплощадки рядом с ним кто-то постучал снаружи.
- Кто там? - спросил он голосом галчонка из Простоквашино.
- Свои!... - прогудел в ответ сердитый голос, показавшийся Инженеру до странности знакомым.
Поставив термос, Каспар выглянул за борт и замер.
Уперши руки в бока, перед ним стоял в своем армейском камуфляже Его Светлость Герцог Бульонский и Паштетский. Рядом с ним чернел шлем Капитана Альтерэго, тоже одетого в камуфляж, но с мечом на боку.
- Бред какой-то, - подумал Инженер. - Мы же не в Сказке!
Он помотал головой, но видение не исчезло.
- Думали - не догоним? - ехидно осведомился Его Светлость.
- А еще друзья, называется, - усмехнулся Черный Рыцарь.
- То ли я сплю, - сказал сам себе вслух Каспар, - то ли мы сильно не туда заехали...
Тут за его спиной послышалось жужжание.
Инженер обернулся и увидел висящего в воздухе возле пушки Карлсона.
- Мы ведь и обидеться можем! - сообщил обладатель штанов с пропеллером.
- Наверное, это я все же сплю, - подумал Каспар и бросил взгляд по сторонам.
Два пулеметчика застыли с раскрытыми ртами, не донеся до них ложки. Полкан тоже смотрел на Карлсона, удивленно склонив голову набок.
Сержант-артиллерист разглядывал Карлсона, механически продолжая жевать макароны. Наконец он сглотнул, протянул задумчиво руку и... нажал знаменитую кнопку на животе.
Жужжание прекратилось, и Карлсон от неожиданности шлепнулся на пол платформы.
- Ну, я так не играю, - начал было он, поднимаясь, но тут взгляд его упал на котелок в руках артиллериста.
Подойдя, он заглянул в котелок и решительно потянул его к себе.
- Я требую компенсации за моральный ущерб! - заявил он, запуская в котелок руку.
- От-ставить! - рявкнул пришедший в себя от такого нахальства артиллерист.
Пулеметчики закрыли рты и с интересом уставились на происходящее.
Тем временем через борт перелезли внутрь площадки Герцог и Альтерэго.
Его Светлость подошел к Инженеру и весьма ощутимо крутанул ему ухо.
Каспар вскрикнул. Нет, это вовсе не походило на сон! Но и понять происходящее было невозможно.
- Что происходит? - спросил раздраженно сержант. - Кто-нибудь мне объяснит? Инженер! Я еще могу понять, что эти двое - ваши старые приятели, но это вот что такое? Ведь никаких Карлсонов на самом деле не бывает!
- Что?! - возмущенно взвился Карлсон, нажав кнопку на животе. - Меня, лучшего в мире Карлсона, не бывает?!
И он двинулся на артиллериста, тесня его своим пузом к мешкам с песком.
- Да меня сама фрекен Бок знает! - гудел он. - Да от меня сам Хельм Де Маликорн горькими слезами плакал!
Сержант уперся спиной в мешки и сел на пол, крутя головой. Потом вопросительно глянул на пулеметчиков. Те помотали головами:
- Ничего мы вчера не пили!
- А это что тогда?...
- Успокойтесь, сержант, - сказал Черный Рыцарь. - Вы трезвы, в здравом уме и твердой памяти. А это - Карлсон, который живет на крыше.
- Лучший в мире! - подтвердил Карлсон.
- В здравом уме и твердой памяти Карлсонов не бывает! - ответил сержант. - Даже лучших в мире.
- В таком случае, меня и моего друга тоже нет, - усмехнулся Капитан. - Поскольку формально мы с ним не более чем персонажи из одной Сказки...
- Вы что, крышу мне сдвинуть хотите? - поинтересовался артиллерист.
- При чем тут какая-то крыша, - сказал Альтерэго. - Вы когда-нибудь слышали о теории Гарольда Ши, которая сделала его магом?
- Не доводилось...
- Я слышал, - вспомнил один из пулеметчиков. - По-моему, он предположил, что все, что мы можем создать силой своего воображения, вполне может где-то существовать. Надо просто найти способ перейти в то пространство...
- Вот-вот!...
- То есть вы хотите сказать, - протянул сержант, - что запросто может быть такое место, где Карлсон действительно существует, и туда можно попасть, если знать, как это делается?
- Вы быстро схватываете, мой друг! - прогудел Герцог. - Ну а раз туда можно попасть, то и обратно - тоже. И вот мы здесь.
- Можете потрогать, - подтвердил Карлсон. - Только кнопку не нажимайте!
Сержант потрогал его и сказал:
- Ну, допустим. Но по какому случаю вы здесь?
- В самом деле, Капитан, как вы здесь оказались? - присоединился к вопросу Каспар.
- Человек жив до тех пор, пока его помнят, - сказал Черный Рыцарь. - Верно? Даже мертвые продолжают жить в людской памяти. Ну а мы? Сказка - разве она может жить без тех, кто ее помнит?
Вы уходите. А мы? Мы не можем остаться, мы можем лишь уйти вместе с вами. Так что все очень просто...
Некоторое время все молчали.
- Ну что ж, - сказал наконец сержант. - В таком случае милости просим.
- Мы лишними не будем, - прогудел Герцог Бульонский и Паштетский. - Кстати, меня зовут Анри, а это - Капитан Альтерэго. Ну так вот, мы с ним оба не первый год воюем, да и Карлсон у нас боевой парень, хоть в разведку слетать, хоть на бомбежку. Если, конечно, подкрепится как следует...
- Кстати, насчет подкрепиться, - сказал Карлсон.
- Сейчас я вас отведу, - усмехнулся Каспар. - Следуйте за мной!
И, спрыгнув с платформы, он зашагал к "кают-компании". Сказочная троица отправилась за ним.
- Ну и ну... - сказал, глядя им вслед, артиллерист.
- Послушайте, Капитан, - обратился Каспар к идущему рядом Черному Рыцарю. - А ваше бессмертие... Оно здесь сохранилось?
- Если поживем - увидим, - пожал плечами Альтерэго.
Они подошли к раскрытой двери теплушки.
- Мадам де Кузи! - крикнул Инженер. - Благоволите выглянуть на улицу!
- По какому случаю такой сказочный политес? - послышался голос Кузи, и она показалась в дверях.
Несколько мгновений она оторопело смотрела на представшую перед ней компанию.
Потом раздался восторженный вопль, и Его Светлость только потому не рухнул под тяжестью бросившейся из вагона ему на шею Кузи, что Черный Рыцарь успел подпереть его собою. Впрочем, они все равно упали - потому что следом на них обрушилась выглянувшая на шум Плутишка.
- Ну вот, - вздохнул парящий над возникшей кучей-малой Карлсон. - Тут, я чувствую, не скоро накормят...
- Что ж, - сказал, глядя на Карлсона, поедающего варенье из кузиных запасов, Аналитик, которому Каспар представил новых членов команды бронепоезда. - Не вижу тут ничего удивительного. Если сегодня вместе с нами уходят наши мертвые, то почему не могут идти и они? Разве нам не нужна Сказка? Разве не Сказка - та Утопия, которую мы создаем в Атомной Крепости? Разве не было сказано в годы расцвета страны, что мы рождены для того, чтоб Сказку сделать былью? И разве не то нас погубило, что слишком много стало тех, кто решил, что Сказки - это сказки? Нет, ребята, Сказка - тоже оружие и горе тому, у кого его нет.
Ну а с прагматической точки зрения... Думаю, что Карлсон и Рыцарь Ночного Дозора пригодятся в нашей разведке. Ну а Его Светлость...
- Я - с ними! - прогудел Герцог.
- Ваше право, - кивнул Ломас. - Комбриг, поставьте их на довольствие в ваш разведвзвод.
15.
- Великий Итиль... - сказал Черный Рыцарь.
Впереди раскинулась широкая долина, восточный край которой тонул в дымке. С севера на юг по ней проходила серебристая лента широкой реки. Итиль. Символ Гросланда...
Там, куда по пологому склону холмистой гряды убегали рельсы, на берегу реки широко раскинулся город. В середине его виднелась темная полоса пересекающего реку моста. По окраинам города виднелись цеха больших заводов.
- Бирс... - промолвил Инженер. - Моя мать была родом оттуда...
- Бывал там? - спросил артиллерист.
- Не приходилось. Да, не думал я, что так придется тут побывать... Здесь был большой авиазавод. Наверное, вон те цеха...
- Надо бы на разведку слетать, - предложил Карлсон. - Кто их знает, что там в городе?
- И кто там... - добавил Каспар. - За Итилем начинаются исламские земли Гросланда. Там давно уже было неспокойно... И один ты туда не полетишь. Свяжись с Комбригом, сержант!...
Бронепоезд остановился на небольшой пригородной станции, где имелась погрузочная эстакада, и с одной из его платформ съехал бронетранспортер.
Кроме нескольких разведчиков из Бригады, на броне устроились Каспар, Альтерэго и Его Светлость. Карлсон гудел пропеллером в воздухе, заменяя вертолет сопровождения.
- Поосторожнее там, - напутствовал их Комбриг. - В бой ввязываться без крайней на то необходимости запрещаю. Ваша задача - обследовать пути, мост и подступы к ним.
- Думаю, стоит также обследовать автомобильный и авиационный заводы. Может, разживемся чем-то полезным или найдем подходящих людей.
- Добро! - кивнул Комбриг.
Бронетранспортер, рыча мотором, покатил в город.
На автомобильном заводе они не нашли ничего подходящего - здесь раньше производили джипы, и все, что могло быть украдено на запчасти для них, давно уже было украдено. В пустых цехах, где ржавели ряды станков, не было ни души...
Когда Каспар увидел распахнутые настежь ворота авиационного завода, у него защемило сердце. Он знал, что сейчас увидит. Он уже не раз видел это. И все равно каждый раз это было больно. Ведь это было Его Дело...
Каспар вспомнил, как это начиналось на его собственном заводе. Как все меньше и меньше людей оставалось у станков в цеховых пролетах - пока не осталось всего один-два человека на цех. Как пустел огромный корпус главного сборочного цеха, и покрывались пылью машины, которыми уже некому было заниматься. Как в конструкторских отделах оставалось все меньше тех, кто мог создавать что-то новое... Потому что армия, которая всегда была их главным заказчиком, не имела денег для покупки даже одного "каймана".
Потом, когда его послали в Италию, то же самое он с горечью увидел и там.
Старейший авиационный завод, единственный в маленьком, всего с десятью тысячами жителей, городке. Фирма, название которой ему было знакомо с детства. В заводском архиве ему показали прекрасно сохраненные чертежи даже самых старых машин...
И - точно так же пустеющие цеха и конструкторские отделы. Завод давно уже погибал, и погиб - на глазах у Каспара. Опустевшие цеха пошли с молотка...
- Как же так? - спросил он у инженеров-итальянцев, с которыми подружился за время совместной работы.
- А вот так, - ответили ему. - Де Маликорны решили, что объединенной Европе наш завод не нужен. И государство прекратило всякую поддержку...
Да, даже в Италии на это больно было смотреть. А каково было видеть все это здесь? Здесь, где в каждый завод был вложен огромный труд, не чей-то, а твоего собственного народа, твоих родных, друзей и близких. Где каждая стройка была битвой, битвой со временем, ведь надо было успеть до Великой Войны, о приближении которой знали...
А заводы, возведенные в годы самой Великой Войны? Построенные на голом месте за считанные месяцы, когда станки начинали работать в цехах без крыш, где стены были еще не достроены. Их оборудование и людей вывозили под бомбами из-под носа наступающих хельмгардских танков, чтобы далеко на Востоке снова делать самолеты для изнемогающей в боях армии. Было совершено невозможное - никто на планете не мог даже представить себе, что люди способны на такое. Но они смогли. И его мать в те годы сама работала на одном из таких заводов...
И все эти великие труды были втоптаны в грязь ничтожествами, единственной целью которых были заграничные вещи и курорты...
Завод в Бирсе был построен уже после Великой Войны, в последние годы существования единого Королевства. Здесь должны были делать уникальные, не имеющие себе равных во всем мире, транспортные самолеты огромной грузоподъемности, и пассажирские лайнеры, которых всегда не хватало в Королевстве с его огромными пространствами.
На этом заводе работали и некоторые старые знакомые Каспара. Но где их теперь искать?...
Бронетранспортер въехал в распахнутые заводские ворота и остановился. Вокруг не было видно ни души.
Инженер, встав на броне, огляделся.
- Давайте вон туда, направо, - сказал он. - Тот огромный корпус - наверняка главный сборочный цех...
Цеховые ворота, через которые готовые самолеты выкатывали на заводской аэродром, были приоткрыты. Бронетранспортер въехал внутрь и остановился.
- Вот это да... - тихо сказал один из бригадных разведчиков.
В лучах солнца, падающих через высокие вертикальные окна, стояли корпуса огромных машин, поражающих своими размерами и мощью. Недостроенные, мертвые...
Каспару вдруг стало холодно. Словно он снова оказался в Черной Долине. Да это и было царство Смерти. Мертвый завод...
- Какой труд, - тихо сказал Черный Рыцарь. - Какой великий труд...
- И какой поганью надо было быть, чтобы погубить его... - так же тихо промолвил Герцог.
- Те, кто создал эту машину, назвали ее "Мечта", - промолвил Инженер. - А для чего такая Мечта этой погани? Их мечта - ресторан...
С автоматом в руке Каспар спрыгнул на пол и медленно подошел к ближайшей машине.
Вблизи была видна покрывающая неокрашенный фюзеляж пыль, под которой виднелись ровные строчки заклепочных швов по обшивке, порытой знакомой желтой грунтовкой...
В огромных пневматиках колес все еще сохранялось какое-то давление, позволяющее удерживать пустое исполинское тело машины...
Пройдя вдоль фюзеляжа, Инженер оказался у открытой грузовой рампы. Полированные штоки управляющих ею гидроцилиндров тускло поблескивали.
Он медленно поднялся по шипастой аппарели...
В огромном фюзеляже царил полумрак. Вверху виднелись рельсы грузовых лебедок, тяги системы управления. С потолка и стен свешивались концы электрожгутов с разъемами...
Каспар направился в носовую часть машины.
Крутой трап вел вверх, в кабину экипажа. Инженер медленно поднялся по нему и через раскрытую настежь дверь вошел в кабину.
В переплетах фонаря не было стекол, в приборных досках вместо экранов и циферблатов зияли пустые отверстия. Но кресла первого и второго пилотов были на месте. Каспар направился к креслу командира.
Усевшись в него, он привычно поставил ноги на педали управления и положил руки на штурвал. Сколько раз он делал это на своем заводе и опытном аэродроме...
Каспар попытался пошевелить штурвалом, но тот не поддался. Педали тоже. Система управления была мертва. Как вся машина, как весь завод...
Он взглянул прямо перед собой. За приоткрытыми воротами виднелось поле заводского аэродрома. Пустое поле...
- Будьте вы прокляты... - тихо сказал он.
- Ныне, присно и вовеки веков, - раздался такой же тихий голос за его спиной.
Каспар обернулся.
Перед ним стоял человек средних лет в летной кожаной куртке, с проседью в темных вьющихся волосах. В зубах его была трубка, пустая и холодная.
- Добрый день, - сказал мужчина. - Штайн, начальник цеха. У вас табачку не найдется?
- Куда уж добрее, - печально отозвался Инженер. - Каспар, авиаконструктор. А табака у меня нет...
- Коллега, - вздохнул Штайн. - Я так и подумал, когда вы сели в кресло командира и прокляли тех, кто все это с нами сотворил...
- Что вы здесь делаете? - спросил Инженер. - Здесь, на этом кладбище...
- Мне некуда больше идти. Здесь все, что было моей жизнью...
- А дом, семья?
Штайн только нахмурился и покачал головой, и Каспар понял, что его лучше об этом не расспрашивать.
- Тогда едем с нами, - сказал Инженер.
- Куда?
Каспар рассказал.
- Ну что ж, это Дело, - кивнул Штайн. - Это лучше, чем так...
И он бросил печальный взгляд на пустое поле аэродрома за воротами цеха...
В городе, по словам Штайна, опасаться было некого. Большинство жителей покинуло его мертвые дома, лишенные воды и света, перебравшись на дачные участки или к родне в деревнях.
И действительно, на улице лишь изредка попадались прохожие, бросавшие на бронетранспортер кто безразличные, а кто испуганные взгляды...
Осматривая железнодорожные пути, они добрались до моста через Итиль. Надо было произвести инженерную разведку его состояния.
Перед входом на мост Каспар остановился.
- В чем дело? - вопросительно глянул на него Штайн.
- Сто лет назад этот мост построил мой прадед, - сказал Инженер. - Он был автором проекта и главным строителем...
- Инженер Линн был вашим прадедом? - Штайн даже вынул изо рта свою трубку. - Линн, получивший за этот мост звание почетного гражданина города?
- Плюс звание инженера и право ношения фуражки с молоточками, - кивнул Каспар.
- То есть как? - не понял Штайн. - Он что, строил этот мост, не будучи инженером?
- Именно так. У него даже не было высшего образования...
- Ну и дела! Не думал, что такое было возможно при тогдашней династии...
- С ним - было. Да и отец его, Алтис...
Он был простым крепостным крестьянином, но с золотыми руками. Однажды в помещичьей усадьбе сломались часы и все часовых дел мастера только руками разводили, не зная, что делать. Тут кто-то из дворовых людей и посоветовал хозяину обратиться к Алтису, который славился на всю округу своей головой и руками. И Алтис часы эти починил...
Помещик тот, видимо, был не из тех, кто только и умел, что пропивать результаты труда своих крестьян. Он не только дал Алтису вольную, но и устроил его на курсы землемеров, где тот обучился математике.
Линн, его сын, работал машинистом на железной дороге. Как-то раз ему пришлось возить материалы на строительство моста, и эта стройка его сильно заинтересовала.
Он уволился с железной дороги и пошел на строительство моста простым чернорабочим. Но его ум и сообразительность быстро обратили на себя внимание, и вскоре он стал десятником...
Он изъездил всю страну, строя один мост за другим и продвигаясь на все более высокие должности. Тридцать два моста...
Этот стал тридцать третьим и последним. Он сам разработал весь проект, сам руководил стройкой...
- Значит, это был Мастер... - промолвил Штайн.
- Да...
Каспар всегда гордился своим родом. Гордость эту привила ему мать, погибшая после расстрела Белого Замка. Алтис был ее прадедом, Линн - ее дедом.
Но их род шел не только от гросландских крепостных. Были там и гросландские дворяне, служившие стране своей шпагой, один из которых, прадед Инженера, дослужился до генеральского звания. А дед Каспара, отец матери, был горным инженером и погиб в шахте при взрыве метана. И мать всегда гордилась их родом Мастеров и Воинов.
Отец же его был совсем другим человеком. Чуждый всяким бурям экономист, примерный потомок династии счетоводов из тихого провинциального городка в западных землях Королевства.
Правда, и в его роду были не только счетоводы. Оба его старших брата в годы Смуты сражались на стороне новой династии. Один из них стал впоследствии директором крупного завода, другой работал на высоком посту в министерстве иностранных дел.
Младший их брат, однако, никаких бурь не жаждал. Когда после Смуты земли, где жила его семья, отошли к соседней державе, он, чтобы не быть призванным в армию пришельцев, уехал во Францию и даже поступил на медицинский факультет Сорбонны.
Впрочем, долго он там не задержался - энергичные старшие братья извлекли тихоню из окрестностей Монмартра, и он не только оказался в Королевстве, но даже стал офицером в годы Великой Войны.
Однако долго воевать ему не пришлось - осколок хельмгардской бомбы в первом же бою сделал его инвалидом, едва не лишив руки. И тогда он стал счетоводом, как его отец и дед...
Если мать Каспара была до конца своих дней человеком беспокойным и нажила себе кучу врагов среди тех, кто считал, что жить надо лишь ради себя, то отец, напротив, всегда был человеком тихим, бури любого рода его пугали. Именно поэтому они в конце концов и решили, что им лучше разойтись.
Отец и мать Каспара оказались по разную сторону баррикад, когда Королевство расчленили преступники-герцоги. Мать и Каспар сказали "Нет!", а отец решил верить всему, что вещали звонари, ведь так было спокойнее жить. И больше всего он хотел, чтобы и Каспар жил так же, как он. Перед каждым праздником, когда люди выходили на улицы колоннами под теми знаменами, которые они отказались предать, отец звонил ему и умолял никуда не ходить.
- Успокойся, - говорил в ответ Инженер. - Никуда я не собираюсь!
После чего одевался и шел туда, где его с товарищами ждали полицейские дубинки...
Отец умер уже после того, как пал Белый Замок, так и не узнав, что Каспар был одним из тех "ужасных боевиков", которыми он его пугал...
- А что было потом с инженером Линном? - прервал его размышления Штайн.
- Потом? При новой династии он тоже строил, но уже не мосты, а заводы. Он был одним из тех, кто строил самый большой машиностроительный завод Каменного Пояса. Вечно ругался с теми, кто мешал работать и после одного из таких скандалов ослеп. Что-то сломалось в его старом организме. А через два месяца он умер. Потому что не знал, как жить без своего Дела...
- Да, дела-а... - печально промолвил Штайн, снова беря в зубы пустую трубку и задумчиво глядя на мост. - Хорошо, что он не дожил...
Каспар в ответ только молча кивнул и шагнул на мост.
Он неторопливо шел, осматривая состояние ферм и их опор, начинающие ржаветь полосы рельсов над голубой пустынной гладью реки...
Осмотрев мост и убедившись, что он достаточно безопасен, Каспар отправил бронетранспортер обратно к бронепоезду - доложить о результатах разведки и погрузиться обратно на платформу, а сам остался ждать на мосту в компании Штайна, Герцога, Альтерэго и Карлсона.
Они стояли на мосту и смотрели, как в пронизанной солнцем глубине ходят стаи больших рыб. Рыбы неторопливо шевелили хвостами и плавниками, и видно было, что им нет никакого дела до людей с их проблемами...
Когда бронепоезд, дымя, медленно пересек мост, Каспар последним поднялся на ходу на подножку бронеплощадки.
Он смотрел назад до тех пор, пока Итиль и мост не исчезли за холмами...
16.
На исламских территориях за Итилем на бронепоезде были усилены меры безопасности. Артиллеристы и пулеметчики были в постоянной боевой готовности.
В местах, которые были удобны для засад, поезд останавливался, вперед посылалась разведка. Разведчики цепью прочесывали местность по обе стороны железной дороги, а вдоль путей вели собак, обученных отыскивать фугасы по запаху.
Впрочем, даже самые лучшие собаки не могли давать полной гарантии. Во-первых, потому, что любой фугас можно посыпать или полить какой-нибудь химией или просто дрянью, которая отобьет нюх любому псу, а во-вторых, мало ли есть умельцев, которые могут сделать фугас не из стандартной взрывчатки, а из того, что попалось под руку. Годятся даже мука и молотый кофе, если вы знаете, что с ними надо сделать.
Да и способы подрыва зарядов тоже были теперь куда разнообразнее, чем во времена Великой Войны, когда диверсии на железных дорогах были самым обычным делом. И если, к примеру, заряды с нажимными взрывателями или с электропроводами, замыкаемыми колесами, еще можно было обнаружить при тщательном осмотре путей, а фугасы с дистанционным управлением по проводам найти при плохой маскировке провода или большом везении, то что можно сделать с хорошо замаскированным зарядом, обсыпанным даже просто классической смесью табака с перцем, и управляемым по радио? Тут могло бы помочь лишь везение или то, что называют шестым чувством.
К счастью, обстановка оказалась намного спокойнее, чем ожидали. То ли люди, более всего озабоченные теперь собственным выживанием, меньше всего думали о борьбе с какими-то "неверными", то ли просто никто уже не надеялся разжиться чем-то при подрыве поездов, которые практически перестали ходить, но на всем пути до Каменного Пояса лишь однажды им попалась засада.
Фугас обнаружил шедший с Каспаром Полкан. Собственно, он даже не обнаружил его, а попятился, фыркая и мотая головой, когда в нос ему ударил запах нашатыря, которым были облиты толовые шашки - тот, кто поливал, перестарался.
Засаду уничтожили огнем бронепоезда, но полдня ушло на ремонт путей, которые все же разворотил фугас, взорванный по радиосигналу в начале боя.
Каменный Пояс они пересекли в том самом городе, где прадед Каспара строил тот завод, который стал последней стройкой в его жизни.
Этот завод, на котором строились тяжелые строительные и транспортные машины, который в годы Великой Войны послал на фронт тысячи тяжелых танков, завод, созданный трудом десятков тысяч людей и служивший сотням миллионов, всей стране, - в начале "великих реформ" был "куплен" неким аспирантом из Сура, приехавшим с целым чемоданом "сертификатов на право собственности", которые были розданы всем жителям Гросланда, "чтобы они могли стать настоящими хозяевами".
Но хозяевами очень быстро оказались не простые гросландцы, а какие-то никому доселе неведомые аспиранты, клерки, даже театральные режиссеры. Ясно было, как божий день, что эти люди просто наняты теми, кто был подлинными организаторами этого величайшего в истории грабежа.
И построенный прадедом завод, мертвые цеха и трубы которого видел теперь Каспар, завод, который аспирант "купил" за сумму, меньшую, чем сотая часть стоимости того, что производилось на нем за год, был, как и все другие, разорен, выжат как лимон и брошен...
За Каменным Поясом потянулись бескрайние степи, уходящие далеко на юг, к горным хребтам, через которые наползала на страну раскаленная лава "воинов ислама". Старый план Де Маликорнов "Ислам против Королевства" продолжал осуществляться с неумолимой последовательностью.
На пути этой лавы была лишь цепочка пограничных застав и одна дивизия мотопехоты со старыми танками. Ведь в казне "не было денег". Да и с солдатами каждый год становилось труднее - все больше было тех, кто не хотел служить в армии, где гибнущих в боях солдат раз за разом предают, сводя на нет все их жертвы и делая бессмысленной их кровь и смерть.
И к тому же засевшие в гросландском Генеральном Штабе кретины - и это было еще самое мягкое слово из тех, что адресовал им Ломас - вообразили, что "воины ислама" - хорошие ребята, с которыми можно договориться "жить дружно". И войска, брошенные на произвол судьбы, пятились и гибли в боях с многократно превосходящим их по численности врагом.
Как сражаться тем, кто знает, что их раз за разом предают? Какой Дух могут они противопоставить накаленному Духу ощутившего свою силу Ислама, окрыляемого победами? Чувство долга перед Родиной? Но ведь предательство сводит на нет плоды любого подвига. Только в людских сердцах он остается семенем, которое, быть может, прорастет в будущем. Но сегодня бал правила измена...
...Степи остались позади. Дорога шла на восток по заболоченной равнине, на которой тут и там чернели заброшенные буровые вышки.
Нефть была одним из главных богатств Гросланда. Поэтому новоявленные "господа" присвоили ее в первую очередь. И погубили так же, как и все остальное. Набивая свои карманы и покупая виллы за границей, они ни гроша не вкладывали в ремонт нефтепромыслов и нефтепроводов, в геологическую разведку новых месторождений.
- Снизьте нам налоги, - кричали они, - и мы будем вкладывать деньги в Гросланде!
Что ж, новый герцог снизил им налоги, но они и тогда не вложили ничего.
Почему, собственно, они должны были это делать? Каждый из них хотел вкладывать туда, где дело сулило наибольшую прибыль. А в Гросланде прибыль всегда была меньше, чем в любой другой стране мира. Потому что ни в одной другой стране не было таких холодов, как в Гросланде, а если и были, то в тех краях никто не строил города и заводы. Ведь холод требовал глубоко закапывать трубопроводы и фундаменты домов, строить сами дома такими теплыми, как нигде, и отапливать их по полгода. Он требовал теплую одежду и много еды, чтобы человек просто-напросто не замерз и мог работать. И прибыль в Гросланде всегда оказывалась меньше.
К этому добавлялись и огромные размеры страны. Ведь здесь для того, чтобы доставить нефть от вышек к танкерам, надо было строить тысячи километров нефтепроводов, защищая их к тому же от морозов.
Кто же станет вкладывать деньги в такой стране, если можно делать это в других странах? Только ее собственное правительство - если оно думает не о том, как набить карманы своих министров и купить себе особняки на теплых морях, а о собственном народе. Но такого правительства в Гросланде больше не было...
Люди с идущего через это царство смерти бронепоезда смотрели на погубленные нефтепромыслы с почерневшими лицами. Ведь все это создавали они сами, их отцы и деды.
- У меня ума не хватает, - сказал, глядя на мертвые нефтяные вышки, Аналитик, который в королевские времена занимался именно нефтью. - Не могу придумать, какой казнью надо было бы казнить тех, кто все это сотворил...
И вот настал день, когда колеса бронепоезда прогремели по мосту через текущую на север широкую реку с темной ледяной водой. Восточный берег реки вздымался огромными отвесными скалами, обрамляющими плато, в недрах которого были укрыты цеха Атомной Крепости...
Там, где ведущие в Крепость рельсы уходили влево от основной магистрали, бронепоезд, уйдя с главного пути, остановился, пропуская идущие следом эшелоны. Один за другим они, дымя, уходили туда, где находящимся в них людям придется прожить не один год, а быть может и всю жизнь...
К Ломасу, Консейлю, Комбригу и Каспару, наблюдавшими за идущими мимо эшелонами, подъехал бронетранспортер. Из него вылез Директор, руководитель Крепости. Лицо его было суровым. Подойдя и поздоровавшись, он сказал:
- Все телеканалы и радиостанции передают прямые репортажи из обеих столиц заморской метрополии Де Маликорнов. Кто-то угнал несколько рейсовых пассажирских самолетов и обрушил три из них на оба небоскреба Торгового Центра Мира и Министерство обороны. Четвертый успели сбить истребители, когда он шел прямо на резиденцию Дома Де Маликорнов.
Оба небоскреба рухнули, часть министерства тоже. Количество жертв не могут оценить, но речь может идти о десятках тысяч людей. Небо над страной закрыто, отдан приказ сбивать любой самолет, летящий без приказа. Флот вышел в море, прикрывая побережья страны...
- Доигрались, мерзавцы... - сказал Комбриг.
- И не просто доигрались, - промолвил Ломас. - Сегодня открыт новый этап Истории всего человечества. Похоже, что преодоление "порога Питерса" началось...
А ведь их предупреждали, этих идиотов. Предупреждали, что созданная ими технотронная цивилизация несет в себе самой самые разрушительные заряды. Одного решительного человека с головой на плечах достаточно, чтобы безо всякого оружия нанести им удар, который окажется разрушительнее любой атомной бомбы. Средств для этого вокруг столько, что остается лишь удивляться, как это все еще удавалось избегать катастрофы. Видно, просто никому не приходило в голову начать действовать. Не бог весть какая задача - вогнать, к примеру, бензовоз в ночной клуб, набитый всякой поганью.
Да, им говорили. А сегодня это показано всему миру. Они думали, что их ракеты и бомбы, которыми они, оставаясь в недосягаемости, год за годом осыпали тех, кто противится их господству, их воле, их грабежу, - эти ракеты и бомбы после сокрушения ими нашей страны навсегда гарантируют им господство над миром...
Так нет же! Даже в самой слабой и униженной вами стране могут найтись люди, готовые умереть, платя жизнью за возможность возмездия за унижение, кровь и грабеж. Неважно, кто и почему сделал это сегодня. Может быть, это даже их собственная провокация, чтобы ударить в барабаны. Тем хуже для них! Важно то, что мир увидел: Возмездие возможно всегда! Пока жив хоть один из тех, для кого любовь к Родине превыше собственной шкуры, - Возмездие возможно. И никто не сможет его остановить, ибо невозможно, не разрушив всю эту цивилизацию жрущих и развлекающихся потребителей, лишить людей средств для нанесения ей смертельных ударов. А те, кто готов отдать свою жизнь, сражаясь, найдутся всегда - до тех пор, пока люди остаются людьми.
- Знаете... - сказал Каспар. - Я не знаю, кто вел эти самолеты. Может быть, даже те, кто служил Тьме. Но я знаю точно другое: если у человека нет того, за что он готов отдать свою жизнь, - значит, он не живет. Он просто "снимается на фоне" Жизни...
- Однако хотел бы я знать, кто и зачем это сделал, - подумав немного, промолвил Ломас. - Боюсь, что виновными объявят не тех, кто это на самом деле совершил, а тех, кого окажется выгодным для Де Маликорнов. Такое уже бывало. Помните, как Черный Орден развязал Великую Войну? Его солдаты, переодетые в мундиры армии соседней страны, напали на хельмгардский городок. И под предлогом ответа на это "нападение" хельмградские танки хлынули на земли соседей...
После такого нападения, как сегодня, можно организовать все, что угодно. Ввести диктатуру, заявив, что за безопасность надо заплатить частью свободы. Напасть на любую страну, объявив, что это она послала террористов. И даже развязать мировую войну, чтобы раз и навсегда покончить со всеми, кто все еще противится Де Маликронам. Они ведь свято чтят завет Великого Магистра Черного Ордена Хельмгарда: нет настоящего господина там, где нет настоящего рабства.
Однако в любом случае сегодня мир увидел: и до горла Де Маликорнов можно достать. Любой бензовоз в руках отчаянного человека становится бомбой. И если Де Маликорны развяжут войну, им придется платить дорогую цену, даже на земле своей заморской метрополии, которую они всегда считали недосягаемой для врагов. Да, сегодня мир перевернул новую страницу Истории...
Вечером Каспар вместе с Черным Рыцарем пришли на край плато, на высокий обрыв над черной речной водой.
Огромное багровое солнце опускалось в дымку, заволакивающую бескрайнюю равнину, уходящую на запад, туда, где осталась прошлая жизнь...
- Война продолжается... - промолвил Альтерэго.
- Она не прекращается никогда, - отозвался Инженер, глядя на заходящее солнце. - Это просто еще один ее бой. И мы должны продержаться до утра.
Есть такая старая песня: "Когда рассвет, товарищ?"...
- Это зависит только от нас. Какие мы - такая и История.
- Да. И поэтому я снова и снова спрашиваю себя: все ли мы сделали, что могли?
- Кто может ответить на этот вопрос... - промолвил Черный Рыцарь.
- Но все-таки мы продолжаем сражаться. Да, нам пришлось отступить. Но это не бегство.
В метрополии Де Маликорнов принято говорить: "Права моя страна или нет, - это моя страна!" При этом они имеют в виду, что за своей страной надо следовать даже на преступление. Ведь "это моя страна"!
Но эти слова можно понимать и по-другому. Моя страна не права? Ну что ж... Я не последую за ней на преступление и не побегу, бросив ее. Я буду сражаться с теми, из-за кого она не права. Потому что это - моя страна.
- И никакой бой не проигран до тех пор, пока мы сами не сложили оружие...
- А мы не сложим его никогда, - промолвил Инженер. - Не имеем права. Слишком многое стоит на кону. Похоже, что близка одна из самых страшных битв Света против Тьмы, которая сегодня перешла, быть может, в самое решающее в Истории наступление, пользуясь тем, что благодаря самой черной измене Гросланд не может стоять у нее на пути так, как стоял прежде...
- Мне предсказано, что я буду последним солдатом, который падет в последней битве Света против Тьмы. Но... - Черный Рыцарь на мгновение смолк. - Но не было сказано, кто победит в этой битве...
Каспар вздрогнул, взглянув на него.
Действительно, разве это предопределено?!...
Ему показалось, что на него дохнуло холодом, еще более страшным, чем холод Черной Долины.
Но Инженер быстро справился с собой.
- Это означает только одно, - сказал он. - Этот исход зависит от нас. От каждого из нас - каждый день и каждую минуту. Значит, тем более мы не имеем права сложить оружие. Это означало бы предать всех наших мертвых, павших в битвах против Тьмы, наших детей и самих себя.
- Особенно зная, кто ведет битву против нас, - кивнул Альтерэго. - Сегодня все войска Дома Де Маликорнов всего лишь перчатка на руке Черного Ордена.
- Да, Черный Орден жив и его люди считают, что время решающей битвы настает. После разгрома в Великой Войне они полвека вновь собирались с силами, исподволь подчиняя себе те страны, куда бежали после поражения.
"Воины Ислама"? Ломас со своими ребятами давно отслеживал все нити, ведущие к этим воинам от Черного Ордена через метрополии Де Маликорнов. Сегодня эти воины - тоже всего лишь перчатка на другой руке того же самого Ордена!
- И обе эти руки смыкаются на нашем горле и горле всего мира... - отозвался рыцарь.
- Да. Чтобы сбросить обратно в варварство всех тех, кто не входит в их "золотой миллиард". Надо же "снижать экологическую нагрузку на планету"!
Но какова работа, капитан! О, недаром один из магистров Черного Ордена - специалист по воскрешению Мертвого Времени!
- Воскрешение Мертвого Времени? Магия в третьем тысячелетии?
- Магия? Нет. Это хуже самой черной магии, капитан. И много проще.
Вам надо стравить между собой народы? Вам надо двинуть чьих-то воинов в завоевательный поход? Напомните им о величии империй былых веков, наследниками которых они являются! О землях, которые принадлежали их прапрадедам! Напомните об обидах, нанесенных их предкам! Пробудите все воспоминания и мифы, дремлющие в глубинах подсознания! Только глупцы считают, что это невозможно, что Прошлое давно стало прошлым и кануло в небытие. О, нет! Разве нас с вами не ведет сегодня в бой память обо всех наших павших, разве они не идут вместе с нами? Эта память о Прошлом светла, но есть и черная память, к ней-то и взывают люди Черного Ордена. И небезуспешно.
Под какие призывы идут сегодня в бой "воины Ислама"? "Смерть неверным"? Нет! "Возродим Империю Великого Хана!" Ту самую, под властью которой и сам Гросланд находился около двух веков.
И это не просто воскрешение Мертвого Времени. История повторяется. Много веков назад предшественники Черного Ордена были изгнаны с Запада и бежали на Восток. И когда много лет спустя полчища Великого Хана двинулись с Востока на Запад, над ними развевалось знамя тех беглецов! Так сам ли Великий Хан замыслил тот поход, или он просто был перчаткой на чужой руке?...
Битвы тех веков дорого стоили Гросланду, но он сумел выстоять и возродиться. Сегодня люди Черного Ордена, толкая Ислам в пределы былой Империи Великого Хана, рассчитывают, что Гросланд будет уничтожен, а Ислам истечет кровью и навсегда станет полностью покорным орудием в их руках, сбрасывающим в варварство тех, на кого ему укажут. Ислам - он будет и перчаткой на орденской руке, и одной из жертв надвигающейся битвы...
Многие не хотят слушать, когда им обо всем этом рассказываешь. Они верят тем, кто твердит, что Ислам от природы жестокая религия. А между тем в южных землях нашего Королевства был и другой, мирный ислам крестьянских общин. Когда люди Ломаса изучали войну в Техаде, они многое об этом узнали. Так вот все друзья Ломаса, которые возглавляли тот мирный Ислам, уже убиты. И некоторые - здесь, в Гросланде, теми, кто исповедует идеи Черного Ордена! Потому что их Ордену нужен другой Ислам, жестокий и кровавый!
Впереди, быть может, одна из самых страшных битв за всю историю человечества. Битва без законов и правил. Де Маликорны под предлогом возмездия за атаку на их метрополию отбросили остатки международного права. Они заявляют, что будут бомбить каждого, кого они объявят виновным, каждого, кто противится их воле. Что направят своих солдат в любую точку планеты, чтобы карать тех, кто попробует им противостоять.
- А ведь мы знаем, чего стоят на деле их солдаты, - усмехнулся Альтерэго. - Они трусы...
- Да. И воевать они снова будут чужими руками, лишь подпирая своими ракетами и бомбардировщиками тех "туземцев", которых они бросят в бой во имя своих собственных интересов, а на деле - во имя установления власти Черного Ордена над всей планетой.
Кем доказано, что атаковавшие метрополию Де Маликорнов самолеты вели "воины Ислама"? Никем. И разве не сами Де Маликорны вырастили их в годы Южной войны для битвы против Гросланда? И даже если за штурвалами самолетов сидели они, - то кто стоял за их спиной? Ломас, изучив все поступающие данные, считает, что это не месть одиночек, это План. И слишком похоже на почерк Черного Ордена. Сначала окончательно прибрать к рукам Де Маликорнов, а следом их руками подчинить себе весь мир.
Капитан Альтерэго молча извлек из ножен свой Меч и положил его на ладони.
Каспар взглянул на клинок, и ему почудилось, что и здесь, не в сказке, а в реальном мире, Меч рыцаря излучает Свет.
- При любых условиях мы будем сражаться, - сказал он. - Помнишь слова Комбата?
- Да. "Возможно, все мы погибнем. Но если мы задержим их хотя бы на полчаса, значит, мы родились и жили не зря!"
- Именно так, капитан. И лучше пасть в бою, чем жить в ярме, променяв Право на Историю на чечевичную похлебку.
Главное различие между Черным Орденом и нами - не в том, что мы говорим на разных языках. Оно в другом. Мы любим Жизнь, а их девиз "Да здравствует смерть!" Мы считаем, что все люди на Земле рождаются равными - не одинаковыми, но равными, а Черный Орден говорит, что от рождения все делятся на господ и рабов. Но мы никогда не станем рабами сами, и не будем превращать в рабов других, чтобы стать господами. И потому мир между нами и Черным Орденом невозможен.
- Да, война продолжается, - промолвил Альтерэго. - И не смирившийся - не побежден.
Предопределения - нет.
До тех пор, пока человек жив и остается Человеком, никто не может лишить его не только свободы Мысли, но и свободы Воли. И если есть Воля - ничто не предопределено.